Нет, спасибо, отцы просвещения! Теперь-то знаем мы, что гнус-ность методов распложается в гнусности результатов. Наши руки — да будут чистыми! Так круг — замкнулся? И выхода — действительно нет? И остаётся нам только бездейст¬венно ждать: вдруг случится что-нибудь само? Но никогда оно от нас не отлипнет само, если все мы все дни будем его признавать, прославлять и упрочнять, если не оттолкнёмся хотя б от самой его чувствительной точки. От — лжи. Когда насилие врывается в мирную людскую жизнь — его лицо пылает от са-моуверен¬ности, оно так и на флаге несёт, и кричит: «Я — Насилие! Разойдись, расступись — раздавлю!» Но насилие быстро стареет, немного лет — оно уже не уверено в себе, и, чтобы держаться, чтобы выглядеть прилично, — непре-менно вызывает себе в союзники Ложь. Ибо: насилию нечем прикрыться, кро-ме лжи, а ложь может держаться только насилием. И не каждый день, не на каждое плечо кладёт насилие свою тяжёлую лапу: оно требует от нас только покорности лжи, ежедневного участия во лжи — и в этом вся верноподдан-ность. И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь всё по-крыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упрёмся: пусть владеет не через меня! И это — прорез во мнимом кольце нашего бездействия! — самый лёгкий для нас и самый разрушительный для лжи. Ибо когда люди отшатываются ото лжи — она просто перестаёт существовать. Как зараза, она может существовать только на людях. Не призываемся, не созрели мы идти на площади и громогласить правду, вы-сказывать вслух, что думаем, — не надо, это страшно. Но хоть откажемся го-ворить то, чего не думаем! Вот это и есть наш путь, самый лёгкий и доступный при нашей проросшей ор-гани¬ческой трусости, гораздо легче (страшно выговорить) гражданского непо-виновения по Ганди. Наш путь: ни в чём не поддерживать лжи сознательно! Осознав, где граница лжи (для каждого она ещё по-разному видна), — отступиться от этой гангрен-ной границы! Не подклеи¬вать мёртвых косточек и чешуек Идеологии, не сши-вать гнилого тряпья — и мы поражены будем, как быстро и беспомощно ложь опадёт, и чему надлежит быть голым — то явится миру голым. Итак, через робость нашу пусть каждый выберет: остаётся ли он сознательным слугою лжи (о, разумеется, не по склонности, но для прокормления семьи, для воспитания детей в духе лжи!), или пришла ему пора отряхнуться честным че-ловеком, достойным уважения и детей своих и современников. И с этого дня он: — впредь не напишет, не подпишет, не напечатает никаким способом ни еди-ной фразы, искривляющей, по его мнению, правду; — такой фразы ни в частной беседе, ни многолюдно не выскажет ни от себя, ни по шпаргалке, ни в роли агитатора, учителя, воспитателя, ни по театральной роли; — живописно, скульптурно, фотографически, тех¬нически, музыкально не изобразит, не сопроводит, не протранслирует ни одной ложной мысли, ни од-ного искажения истины, которое различает; — не приведёт ни устно, ни письменно ни одной «руководящей» цитаты из угождения, для страховки, для успеха своей работы, если цитируемой мысли не разделяет полностью или она не относится точно сюда; — не даст принудить себя идти на демонстрацию или митинг, если это против его желания и воли; не возьмёт в руки, не подымет транспаранта, лозунга, ко-торого не разделяет полностью; — не поднимет голосующей руки за предложение, которому не сочувствует искренне; не проголосует ни явно, ни тайно за лицо, которое считает недостойным или сомнительным; — не даст загнать себя на собрание, где ожидается принудительное, искажён-ное обсуждение вопроса; — тотчас покинет заседание, собрание, лекцию, спектакль, киносеанс, как только услышит от оратора ложь, идеологический вздор или беззастенчивую пропаганду; — не подпишется и не купит в рознице такую газету или журнал, где информация искажается, первосущные факты скрываются. Мы перечислили, разумеется, не все возможные и необходимые уклонения ото лжи. Но тот, кто станет очищаться, — взором очищенным легко различит и другие случаи. Да, на первых порах выйдет не равно. Кому-то на время лишиться работы. Мо-лодым, желающим жить по правде, это очень осложнит их молодую жизнь при начале: ведь и отвечаемые уроки набиты ложью, надо выбирать. Но и ни для кого, кто хочет быть честным, здесь не осталось лазейки: никакой день никому из нас даже в самых безопасных технических науках не обминуть хоть одного из названных шагов — в сторону правды или в сторону лжи; в сторону духов-ной независимости или духовного лакейства. И тот, у кого недо¬станет смело-сти даже на защиту своей души, — пусть не гордится своими передовыми взглядами, не кичится, что он академик или народный артист, заслуженный деятель или генерал, — так пусть и скажет себе: я — быдло и трус, мне лишь бы сытно и тепло. Даже этот путь — самый умеренный изо всех путей сопротивления — для за-сидевшихся нас будет нелёгок. Но насколько же легче самосожжения или даже голодовки: пламя не охватит твоего туловища, глаза не лопнут от жара, и чёр-ный-то хлеб с чистой водою всегда найдётся для твоей семьи. Преданный нами, обманутый нами великий народ Европы — чехословацкий — неужели не показал нам, как даже против танков выстаивает незащищенная грудь, если в ней достой¬ное сердце? Это будет нелёгкий путь? — но самый лёгкий из возможных. Нелёгкий выбор для тела, — но единственный для души. Нелёгкий путь, — однако есть уже у нас люди, даже десят¬ки их, кто годами выдерживает все эти пункты, живёт по правде. Итак: не первыми вступить на этот путь, а — присоединиться! Тем легче и тем короче окажется всем нам этот путь, чем дружнее, чем гуще мы на него всту-пим! Будут нас тысячи — и не управятся ни с кем ничего поделать. Станут нас десятки тысяч — и мы не ¬узнаем нашей страны! Если ж мы струсим, то довольно жаловаться, что кто-то нам не даёт дышать — это мы сами себе не даём! Пригнёмся ещё, подождём, а наши братья биологи помогут приблизить чтение наших мыслей и переделку наших генов. Если и в этом мы струсим, то мы — ничтожны, безнадёжны, и это к нам пушкинское презрение: К чему стадам дары свободы?. . . Наследство их из рода в роды Ярмо с гремушками да бич. 12 февраля 1974