<Однако прошлое, как выясняется, сильнее. Вот они, памятные детальки: во главе страны — бессменный дедушка
Однако прошлое, как выясняется, сильнее. Вот они, памятные детальки: во главе страны — бессменный дедушка, который, правда, пока говорит довольно внятно, но это проблема решаемая. Есть партия, руководящую и направляющую роль которой лучше не ставить под сомнение. Есть вечная какая-то «Международная панорама» в телевизоре. В том прошлом ее вел Фарид Сейфуль-Мулюков, а в этом он умер года два или три назад, но наследники его тоже неплохо справляются. У нас — надои, детские военно-патриотические праздники и прочие достижения. У них — сплошные экономические кризисы да происки ненасытных империалистов. И зависть, разумеется, еще, и подлое стремление разрушить наше счастье.На днях читал где-то, что они уже и в интернете создают лагеря для подготовки диверсантов, разжигающих здесь у нас протестные настроения. Причем рассказывал про это не писатель-фантаст (куда там Уэллсу до лагерей в интернете), и не городской сумасшедший, а депутат парламента, заседающий в специальной комиссии, которая призвана выявлять тревожные факты иностранного вмешательства в наши суверенные дела. Вот, значит, выявила. Несостоявшееся будущее пытается пока за реальность цепляться, но прошлое прет на всех парах.
<А в интернет ты ходишь
зря глубокой ночью, когда не спится, ведь там сплошные лагеря, а в них убийцы, одни убийцы. 'Члены комиссии Госдумы по расследованию иностранного вмешательства во внутренние дела РФ обнаружили в ряде регионов финансируемые из-за рубежа «лагеря» для подготовки организаторов протестных акций и предлагают ввести особое уголовное наказание для тех, кто прошел в них обучение, а потом устраивал протестные акции. Что это за лагеря и где они находятся, депутаты не уточнили. Член комиссии Адальби Шхагошев заявил, что речь идет о «виртуальных лагерях—концентрации протестных мыслей в соцсетях»'.
<Сколько власть, АП и силовики
ни пытаются всех запугать, получается у них это плохо. Только в четверг объявили 3 вакансии на «Навальный LIVE», а уже более 90 резюме! Ух! Все внимательно изучим и лучших пригласим на собеседования.
<Сажать за «концентрацию протестных мыслей
в соцсетях» будут те, у кого концентрировать нечего. Ну ок, придумали вы очередной закон «как удержать власть до конца квартала» – сделайте так, чтобы над вами хотя бы не смеялись. – Не могут. В разжиженной серости их голов концентрируются только две вещи: лагеря и насилие. С каждым днем все гуще.
<Читаешь новости вокруг истории с
Яндексом и том, как его планомерно добровольно-принудительно огосударствивают, и уже хочешь возмутиться, мол, единственного российского IT-гиганта, способного конкурировать на мировой арене, взяли в оборот, и больше ничего хорошего компанию не ждёт. А потом листаешь новостную ленту дальше и видишь: там задержанный внезапно умер в отделе полиции, тут случайно оказался задержанным, и вдруг сердце остановилось, арестовали за ретвит, отправили в СИЗО за комментарий, и понимаешь: какой Яндекс? Какие ещё айти технологии? Кому они здесь нужны? Кто ими будет пользоваться? Протоколы можно и шариковой ручкой составлять, а вести учёт задержанных и безо всяких блокчейнов с эджайлом прекрасно получается. Никого ничего хорошего не ждёт
<Терпели-терпели и вдруг не выдержали,
хотя журналистов у нас не только сажают, но и убивают, в театрах всякие патриотически настроенные погромщики срывают спектакли, ученых отправляют в узилище. Закономерность проследить нелегко, но догадка имеется. Вероятно, просто что-то копится в российском социуме, в этих залежах приглушенного гнева и задавленного отчаянья, и какая-нибудь очередная мерзость становится последней каплей. Случай с журналистом, случай с актером, случай с физиком. Смертельно надоедает полицейский режим и чекистская бюрократия с ее безумной шпиономанией, и доходит уже до горла. Поэтому люди объединяются, преодолевая страх, чтобы противостоять тупоумному произволу, и капля камень точит.
<У Чехова в пьесах специально
никто ничего не делает, чтобы, исполнившись томления, прийти в драматическое состояние и поговорить о труде. И в конце, после кошмара поставленных и неразрешенных вопросов — им заняться. Труд — это такой Годо, которым никто не занимается в течение пьесы, но о котором время от времени все говорят. Пьеса, таким образом, выходит, словно бы трагическая пауза в смертном мороке труда. Однако Астров справедливо чертыхается: из-за вас я угробил три месяца. Занавес падает, и Труд вновь возобновляется — как небытие — на долгие годы. В этом — закономерная ирония: искусство — пьеса, рассказ — суть передышка.