В большинстве организаций, гордящихся корпоративной культурой и, как испытательный срок, навязывающих ее своим сотрудникам, она не перешагивает за рамки карнавала. Мне случилось как-то лететь с Кипра в одном самолете с банковским корпоративом. Главе банка, человеку очень известному, знаменитому даже, достались места в самом начале экономического салона. И по какому-то недоразумению случилось так, что шторка, отделявшая бизнес от эконома, оказалась за ним. Так вот, банкир вызвал стюардессу и настоял на том, чтобы шторку передвинули обратно: сотрудники могли подумать, что он, единственный, летит «бизнесом». Такая щепетильность, разумеется, не мешает банкиру в свободное от проявлений корпоративной этики время летать частным «джетом», оплаченным из корпоративной казны, и снимать дачу в Жуковке-2, астрономические счета за которую покрываются из того же живительного источника.
Среди относительно свежих инициатив идеологов корпоративной культуры - централизованные благотворительные отчисления. Получил зарплату - изволь отщипнуть на корпоративную благотворительную программу. Глупо, невозможно, аморально выступать против благодеяний. Но совершенно же очевидно, что в таком формате благотворительность выходит принудительная, как отчисления на обязательное медицинское страхование, как вычет за бездетность, как НДС. Не говоря уж о том, что система в очередной раз игнорирует настойчиво повторявшееся русскими классиками соображение относительно тихого творения добра - но с этим, кажется, в России уже ничего не поделаешь, все-таки мы не из швейцарских деревень.
Зато подарки, чудесные корпоративные подарки, стары как мир. Как правило, на большую компанию какого-то одного презента - например, синей туши - не хватает, и ассортимент приходится разнообразить. Кому-то - тушь, кому-то - румяна, еще кому-то - белила, ну а кто-то довольствуется и блеском. Обмен подарками - дело увлекательное, и иногда удается выстроить целые цепочки, в ходе которых вполне способны завязаться новые отношения: обмен третьего размера на второй - отличный повод узнать друг друга поближе.
Но это такой «женский» вариант. На 23 февраля подарки делать не принято, поэтому корпоративные мужчины находят друг друга иначе - по запаху спортивных баталий и пристрастию к разного рода вкусным сальностям. Вот уж где действительно «пошлости нетрезвая жара». Баня, важнейший корпоративный объект советского времени, теряет былое значение - «мальчишники» теперь проходят под MoetChandon и шкворчание камина в пределах ЦАО г. Москва. Надо сказать, человеку, чуждому веселых стартов в мире футболистов и теннисистов, на этих самых «мальчишниках» приходится несладко, однако и в этом как бы дисбактериозе есть некий корпоративный смысл: глядя на членов советов директоров с ободранными коленками, ты понимаешь, что в компании есть люди, мущщщины, способные тебя защитить. А не это ли и есть самая важная иллюзия корпоративной культуры? Не это ли требовалось доказать?
* ОБРАЗЫ *
Евгения Пищикова
Государственные человечки
Крапивное семя
Знание государственной машины и есть знание государственной тайны
В. Розанов. Чиновники
Три миллиона триста тысяч чиновников живут и работают в России. Это один из самых крупных госаппаратов в мире.
Наверное, неинтересно еще раз повторять, что чиновничество - закрытая каста. Тем более, что закрытость - характерная черта всякой корпорации. Каста дворников-узбеков еще более закрытая. Мне, например, любопытнее, почему русский чиновник перестал интересовать русского литератора - и из одного из самых описанных и обдуманных профессиональных и человеческих типов чиновник превратился в фигуру невнятную, «неразъясненную». Маленькие чиновники, безусловно, есть - но есть ли бедные чиновники? Есть ли понятие «типичный чиновник», и сильно ли провинциальный отличается от столичного? В конце концов - толстые они по большей части или тощие? Тоже ведь увлекательный вопрос. Толстых политиков почти что и не бывает, среди милиционеров (вопреки телевизионным сериалам) главенствует тип мужчины досыта кормленного - а что же чиновники? Месяц я бродила по чиновничьим кабинетам, и после этого месяца блужданий могу затронуть всего три темы.
Это - казенный быт маленького чиновника, загадка департаментской интриги и - тайна «перерождения». Точка перехода от «еще не чиновника» к «уже чиновнику».
Вот, пожалуй, только три темы.
Теплое место
Никто не боится потерять свое рабочее место больше, чем чиновник. И маленький чиновник - особенно. Потому что место это - теплое. Дамы-госслужащие умеют обживать и одомашнивать свои рабочие столы с исключительным трудолюбием и искусством. Но тут же и традиции, и условности - новичок не может себе позволить того же набора предметов, что и старожил; у начальницы стол будет побольше, и там найдется место домашним фотографиям. Дамы на должности помельче фотографий домочадцев в рамках на стол не ставят; носят с собой в кошельке.
Представьте себе обычное утро, присутствие в одном из московских районов. Собес, ЖЭК. В положенный срок все уже на месте. Желтый свет. За окном еще темно, а в казенной комнате уютно рассаживаются чиновницы. Непосвященный не сразу и догадается, сколько иерархического расчета в расстановке столов. «Официальное китайское платье» всегда было настолько строго регламентировано, что по сути дела представляло собой мундир - для европейца, впрочем, неугадываемый и неразличимый.
Поэтому, когда в эпоху маньчжурской династии чиновник в платье с вышитой белой цаплей встречал другого чиновника с вышитым белым журавлем (для непосвященного просто одно и то же), первый застывал в почтительном поклоне, ибо белый журавль обозначал самый высокий чин, в то время как цапля - лишь чиновника шестого класса«(»Китайская пейзажная лирика III-XIV вв. Под общей редакцией проф. В. И. Семанова).
Так вот дама, сидящая за столом возле окна, лицом ко всем прочим - это дама с журавлем. Справа от двери (а из двери-то дует) - дама с цаплей.
У всех на столах - иконка, календарь, чашка. В чашках - горячий чай, веселый пар. И «заплачет от зависти окно, не допущенное к уюту и счастливому теплу».
Корпоративный быт маленького чиновника полон символикой, искренним уважением к внутриведомственному ритуалу.
Юрий Боташев, выпускник физтеха, заброшенный «в чиновники» осенью 91 года, рассказывал мне: «Пришли на работу в министерство в том же, в чем ходили в институт - джинсы, кофты. Обуви хорошей еще ни у кого не было. Так «бывшие» (мы их звали «спецы») морщились, когда нас видели. Причем было заметно - им действительно неприятно. Как будто мы выглядели непристойно - ну, например, из соображений эпатажа ходили на работу голые.
Но мы в определенном смысле и были голые - нищие и прозрачные. А для чиновника демонстрация бедности - реальная непристойность«. «Почему?» - «Потому что они всерьез, действительно думают, что народ ПРИБЕДНЯЕТСЯ, чтобы получить больше льгот и внимания». Революция растянутых свитеров провалилась, Баташов давно уже не чиновник. Но тот, первый набор «свежих людей» сыграл чрезвычайно на руку чиновному аппарату - количество государственных служащих «при Ельцине» (по сравнению с 1989 годом) увеличилось в четырнадцать раз.
Итак, в задних комнатах пьют чай. А в приемной «зале» уже расположились совсем скромные сотрудницы - вот они и будут нам справки выдавать. Они сидят «на окне». Иногда этот род деятельности еще называется «сидеть на выдаче». Вот-вот наступит приемное время, щелкнут часы, и мы попрем в двери.
А мы кто? Как мы у них называемся? Клиенты?
Раньше - проситель, просительница: «Алексей Александрович вернулся из министерства в четыре часа, но, как это часто бывало, не успел войти в гостиную. Он прошел в кабинет принимать дожидавшихся просителей и подписать некоторые бумаги, принесенные правителем дел». Когда чиновницы говорят с домашними по телефону, они находят определения: «У меня много людей; у меня народ; сегодня много ожидающих».