Отговорки были различными. «Придите ещё раз в 11 часов утра – надзиратель будет здесь». Я пришёл в 11 часов утра, затем приходил через каждый час, и, наконец, около 2 часов дня надзиратель прибыл. Он на короткий миг оторвал взгляд от стола и вручил мне бланк.
– Вот, заполните это, – сказал он брюзжащим тоном.
Его голова склонилась вниз, и я понял, что не могу задавать никакие вопросы. Я пошёл обратно в общую зону, и Сантос объяснил мне, что это были формы заявления с просьбой разрешить пользоваться телефоном и тюремным магазином. Я должен был внести в список каждого человека, которому намеревался звонить. Магазин был местом, где можно было купить товары личного пользования, такие, как зубная паста и лёгкие закуски. Но деньги должны быть переведены на счёт до того, как их можно будет использовать. Это должно быть сделано кем-то, находящимся вне тюрьмы. Это был роман «Уловка-22» Джозефа Хеллера20. Я не мог позвонить без того, чтобы перевести сначала деньги на счёт телефонной компании, и не мог перевести деньги, потому что для этого нужно было сначала сделать телефонный звонок.
Я сидел и разговаривал с разными людьми. Большинство из них избегало говорить о том, почему они оказались в тюрьме. Я вспомнил совет: «Не говорите о своём деле. Здесь много осведомителей».
Я излагал версию, что моё дело было «относящимся к экспорту», а мои собеседники упоминали лишь что-то похожее на «наркотики» или «иммиграцию». Представлялось, что большинство латиноамериканцев находились здесь за нелегальную иммиграцию, а большинство китайцев – за «наркотики».
Общие темы, исходящие от заключённых: «Вы не оказались бы здесь, если бы у ФБР не выпал жребий на Вас», «Шансы выйти отсюда очень мизерные», «Признаваться лучше раньше, чем позже. Это будет легче», «Вот как работает система. Вы должны признаваться», «Они обладают огромными ресурсами… у Вас нет шанса».
Предлагался совет, чтобы я заключил сделку с ФБР, признав себя виновным в чём-то, и сделал это как можно раньше. Ни один человек не посоветовал мне бороться. Мне было сказано, что борьба невозможна.
– Вы должны сотрудничать с системой, заключить сделку, признав себя виновным. Поговорите со своим адвокатом.
У меня не было адвоката.
Днём Сантос представил меня Заключённому.
– Они не позволяют ему сделать телефонный звонок, – объяснил Сантос.
Заключённый рассказал мне немного о своей истории:
– Я палестинец, – разъяснил он, – арестованный за отправку денег своему народу в Палестине. Два миллиона восемьсот тысяч долларов, – сказал он с гордостью.
Он проинструктировал меня о том, что может произойти.
– Завтра, в понедельник, Вы будете доставлены в суд, чтобы выслушать обвинения. Завтра это будет всего лишь формальность. Вы должны будете встать, когда назовут Ваше имя, громко выкрикнуть «Не виновен» и сесть. Реальный судебный процесс наступит позднее. Так что у Вас нет надобности в адвокате на завтра.
Позже, когда я находился в своей камере, занятый чтением, вошёл Заключённый. Другой заключённый, уже осуждённый, постучал в дверь и протянул мне пиджак с советом:
– Вам завтра понадобится эта вещь. Это протянется весь долгий день, а снаружи немного холодновато.
Заключённый предложил помочь мне связаться с моей семьёй. Это был уже конец дня в воскресенье, 7 или 8 часов вечера, так что в Европе было раннее утро понедельника. Я написал короткое сообщение и номер телефона моего брата во Франции.
Я написал: «Я нахожусь в Центре содержания под стражей в Лос-Анджелесе. Суд завтра. Свяжись с Брайаном, чтобы нанять адвоката». Заключённый ушел с моим сообщением.
Позднее он возвратился.
– Я позвонил своей подружке, – объяснил он, – и передал ей сообщение на арабском языке. Им потребуется несколько дней на то, чтобы перевести это сообщение с арабского языка, так что это даёт вам небольшой запас времени.
Он кивком головы указал наверх. Я знал, что он принимал на себя некоторый риск. Я знал также, что даже если сообщение достигнет моего брата, было очень мало шансов, что он сможет нанять адвоката на следующий день.
– Это будет долгий день, – сообщил Заключённый, – вызов в 6:30 утра, и затем предстоит ожидание, только ожидание в пересыльных камерах до суда. Явка в суд будет после обеда.
Я спал урывками. Ночные кошмары не переставали будить меня.
7
Понедельник, 24 января 2005 года
Суд
Коблиц не произвёл на меня впечатления типичного парня из ФБР, так как он был человеком маленького роста. Зибер и трое других агентов ФБР, которые арестовали меня в пятницу, были более типичными для персонажа из телевизионных передач о ФБР. Я окинул Коблица оценивающим взглядом и решил, что он был их техническим экспертом. В конце концов, Зибер явно ничего не знал о демодуляторах и QAM, и теперь ФБР имело целый уик-энд для того, чтобы изучить предмет и установить, что это – не секретное оружие, а предмет, который используется в их собственных домах, в Интернете и в цифровом телевидении. На ум пришла мимолётная мысль, что их технический эксперт Коблиц был здесь для того, чтобы разъяснить их ошибку.
Он пришёл сразу после того, как на меня были надеты наручники, а к моим ногам были прикреплены цепи после снятия в энный раз отпечатков пальцев.
– Я хотел бы поговорить с Вами, – сказал он, предъявляя жетон ФБР и быстрым движением открывая его.
– Я был бы очень рад поговорить, – отвечал я.
Он стоял на некотором расстоянии от меня и подал жестом знак тюремному охраннику.
– Доставьте его в комнату для свиданий, – распорядился он.
Мы прошли вперёд, а Коблиц следовал за нами. Комната для
свиданий была помещением, где заключённые садились, чтобы говорить через толстый стеклянный экран с маленькой прорезью внизу. Тюремный охранник приковал меня цепью к сиденью. Коблиц сел на расстоянии.
– Вы имеете право на молчание… – произнёс он монотонно.
Я рассказал ему о нашем проекте с компанией «Wideband Computers» и о нашем заказчике в России. Я разъяснил:
– У нас есть подтверждение от Министерства торговли США, что мы можем экспортировать этот продукт без лицензии.
– Вы осведомлены о том, что Вы не можете экспортировать ничего выше 64 QAM? – спросил он.
Я посмотрел на него с удивлением, потому что это было просто неправдой. Я подумал, что он играл со мной, и немного разозлился.
– Вы знаете, что QAM, вплоть до 256 QAM, используется во многих обычных предметах… таких, как интернет-модемы, – сказал я, повышая голос.
Я видел пустой взгляд. Человек из ФБР, который, как я допустил, был их экспертом, не имел никакого понятия о том, что я говорил.
Он спросил о новом демодуляторе, который разрабатывала фирма «AST».
– Вы осведомлены о том, что фирма «AST» обращалась за экспортной лицензией для своего демодулятора? – спросил он.
– Я не думаю, что они обращались, – ответил я.
Я был уверен в том, что фирма «AST» не могла обращаться за экспортной лицензией на что-то, ещё не разработанное и которое, следовательно, она не могла выставлять на рынок. Я знал, что лицензия выдаётся только в отношении определённого названного заказчика. Он продолжал задавать вопросы о моём бизнесе, моём персонале и моей жене. Затем он остановился.
– Мистер Сугру, – сказал он – делать ложное свидетельство – это уголовное преступление.
Он отодвинулся подальше от меня и продолжал:
– ФБР не арестовывает человека необдуманно. Вы стоите перед угрозой провести десять лет в тюрьме, – сказал он с притворной ухмылкой. – Мой совет Вам заключается в том, чтобы
Вы поговорили со своим адвокатом о том, чтобы заключить сделку о признании вины (в наименее тяжком из вменяемых обвинением преступлений). Это будет самое лучшее для Вас.
Он ушёл. Я понятия не имел о том, какое ложное свидетельство я мог бы сделать, и у меня было очень смутное понятие о том, что в действительности реально означает «сделка о признании вины».