В силу всех этих причин современное молодое поколение России гораздо больше оторвано от своего собственного прошлого, чем любое другое на протяжении всей Советской истории. Людям Запада, особенно американцам, пережившим душевные муки в связи с посягательством на их гражданские права, с войной во Вьетнаме и со скандалом по поводу Уотергейтского дела, трудно понять, что значит жить в обстановке исторической "глухонемоты". Ибо попытки решения самой острой реальной проблемы советской истории, сталинизма, были подавлены, и, судя по всем внешним признакам, молодое поколение 70-х годов растет в обстановке, когда тщательно вытравляется сама память об этой эпохе. Старейшины партии постановили, что сталинские репрессии — закрытая книга, что все эти проблемы партией уже обсуждены и погребены и что нечего публично ворошить старое. В семьях ведутся, конечно, разговоры об этой эпохе, но мнения, высказываемые разными поколениями, иногда оказываются обратными тому, что я ожидал. Вспоминаю высокого русского юношу, столь страстного поклонника "рок”-музыки, что он пошел на невероятный риск и мимо вооруженных советских охранников проскользнул в Американское посольство, чтобы посмотреть фильм с Битлами "Концерт для Бангладеш". И это сошло ему с рук. Как-то он поспорил с отцом, членом партии, о Сталине, Как часто бывает в "кухонных” беседах, они в мирной болтовне, перескакивали с одного на другое, как вдруг разговор принял довольно острый характер. Сын оправдывал жестокость Сталина при проведении коллективизации и те суровые приемы, с помощью которых была осуществлена индустриализация страны в 30-е годы. Такая точка зрения очень огорчила отца, более либерального, несмотря на возраст, а может быть, именно поэтому, так как он достаточно близко наблюдал страшные события, о которых шла речь, и знал о них, так сказать, из первых рук. Роли отца и сына распределились обратно тому, что, по мнению людей Запада, должно наблюдайся в России при спорах о личности Сталина, о его эпохе. "Я думаю, в то время стране нужен был Сталин”, — сказал сын, комсомольский активист. "Что?! — возмутился отец. — Ценой двадцати миллионов жизней?!” Эта цифра произвела впечатление — сын несколько умерил свой пыл, но от основного аргумента не отказался. "Да, конечно, террор был чрезмерным и принес много бед. Но, может быть, Сталину приходилось прибегать к такому насилию, чтобы объединить страну, сохранить ее целостность. В то время это было необходимо”.
Такой случай далеко не единичен. Евгений Евтушенко, теперь уже человек средних лет, рассказывал мне, как он почувствовал необходимость высказаться, описать размеры сталинского террора молодым юношам и девушкам, собравшимся в Сибири вокруг костра, когда одна девушка предложила тост за Сталина — вероятнее всего, по наивности, так как фактически эта молодежь ничего не знала о сталинских чистках. Крупный советский дипломат в частной беседе с одним американским корреспондентом — своим старым знакомым — рассказывал о том, как он был удивлен положительным мнением своего сына, не достигшего еще двадцати лет, о Сталине, и о своих попытках вывести сына из заблуждения. Самое удивительное, что при этом молодой человек не был чужд западной культуре, бывал на Западе, очень любил американское телевидение, увлекался "поп”-культурой и вообще всяческими западными развлечениями. Другие молодые люди испытывают искреннюю растерянность, когда начинают понимать, как мало они знают о советской истории, о творческом подъеме культуры и искусства в 20-е годы и о сталинских репрессиях. Один юноша, встретившись с отцом своего университетского товарища, горячо заявил: "Мы не знаем своего собственного прошлого, нашей политической истории, истории нашей литературы. Да, был XX съезд партии (на котором Хрущев тайно разоблачил Сталина, в 1956 г.), но мы не видели ни одного документа. Откуда же нам иметь собственное мнение по поводу нашего прошлого”. Есть и такие молодые люди, вроде сидевших у костра вместе с Евтушенко, которые даже не подозревают о глубине своей неосведомленности о прошлом, будучи лишены цензурой возможности познакомиться с теми эпизодами советской истории, которые не соответствуют линии партии в настоящий момент. Я был знаком с одним, отрицающим авторитеты, молодым человеком; на стене его комнаты висела старая фотография Брежнева и Чжоу-энь-Лая, поднявших руки в знак солидарности. Он говорил о необычайной исторической безграмотности своих друзей, многие из которых отказываются верить, что эта фотография — подлинная, и подозревают его в фабрикации комбинированного снимка.