В 1890 году Пановы решили вернуться с хутора в Приморско-Ахтарскую. Нужно было учить детей грамоте, да и надоело жить на отшибе. К 1892 году было закончено строительство дома, о котором я уже упоминал. А за 20 лет до этого мой дед Яков Захарович Панов женился на казачке Кучеренко, родом из станицы Бриньковская, которая перед смертью родила моего отца Пантелея Яковлевича. Примерно с этого момента чисто русский род Пановых начал растворяться в массиве южнорусских славян.
Вот так, к концу 19-го века Пановы сохранили лишь фамилию, а по внешним признакам, характеру и менталитету уже ничем не напоминали людей, пустившихся полтора столетия назад из лесов Пензенской губернии в бегство в поисках свободы. Род изменился внешне. К концу 19-го — началу 20-го столетия это уже рослые крупные люди, с казачьим характером. Однако, это превращение, как и перемещение по земле обширного Российского Государства, не принесло свободы.
Уже на моей памяти от моей прабабушки Татьяны сохранилось семейное предание о далекой русской старине. Это была маленькая, сморщенная, сероглазая старушка, темноволосая, курносая. Руки ее в локтевых суставах были поражены ревматизмом. Да и не удивительно: будучи крепостной, много лет подряд мочила в ледяной воде лен и коноплю, работая на хозяина поместья. Крестьянских женщин не жалели и буквально калечили их такого рода трудом. Но характера Татьяна была очень боевого. Жизнь научила ее полагаться только на себя и решительно действовать при сложных обстоятельствах. Прабабка Татьяна и рассказала о моей бабушке, казачке Кучеренко: брюнетке, высокой и стройной женщине. Дед, Яков Захарович, женился во второй раз. И снова на украинке — Варваре Никитичне Дидюк. У них родилось семеро детей. Они были сводные братья и сестры моего отца Пантелея Яковлевича. Должен сказать, что это несколько отдалило моего отца от этой ветви Пановых и сделало отношения достаточно прохладными.
В конце столетия Пановых начали преследовать неудачи. В 1894 году были взяты в аренду 20 десятин земли. Их распахали и засеяли зерновыми, но весь посев погиб, съеденный земляным червем. Однако земля была нанята на два года, и дед решил, после тщательной обработки, снова засеять ее зерновыми. Однако и в следующем году беда повторилась. В дом пришла нужда, усугубленная засушливым годом по всей Кубани. Дневной рацион был сведен к скудному одноразовому питанию, а иной раз дело доходило до сбора очисток от картофеля. Спасало и то, что крестьянские семьи того времени обладали очень высокой живучестью. К тому же, власть была предельно сосредоточена в руках главы рода. Я помню, что когда водружался на стол казан с пищей, из которого хлебали деревянными ложками и ставился хлеб, то никто из младших не имел права начинать еду, пока старший за столом, перекрестившись, не опускал ложку в борщ, суп или кашу. Хлеб резал самый старший, делая это на весу, потом собирал в ладонь крошки и с громким хлопком ладонью об открытый рот, отправлял его по назначению, не забывая всякий раз сказать что-нибудь наставительное или просто ласковое о хлебушке. Помню, как-то раз, кто-то из молодежи погорячился: первым опустил ложку в общую миску. Расплата последовала немедленно: деревянная ложка деда Якова шлепнула отступника по лбу, оставив в качестве награды ошметки капусты. Обед был неприхотлив — обычно из двух блюд: борщ и каша. Разнообразили меню то курица, сваренная в борще, то дыни или арбузы в летнее время. Картошка была сравнительно редким гостем на столе: на Кубани она росла плохо — слишком много солнца, да и чернозем не самая лучшая основа для урожая «земляных яблок». Картофель привозили из Воронежской губернии и с Украины.