Но пока жизнь проистекала спокойно: от урожая к урожаю, от одного семейного события, важнейшими из которых были свадьбы и похороны, до другого. Ощущалась в мироздании некая основательность, так любезная душе человека. Вспомню о Сталине — думается, он верно уловил это стремление людей к надежности власти. Как ни крути, при всех ужасах и тяжестях его режима, власть выглядела очень основательно. Во всяком случае, в глазах тех, кто сумел вписаться в сталинские условия бытия.
Мой отец, Пантелей, по характеру заметно отличался от своего отца Якова — типичного патриархального крестьянского деспота, грубого и даже задиристого. Более мягкая украинская кровь явно делала свое дело. 1905 год ознаменовался сумбурной русской революцией и поставил перед страной массу вопросов, решение которых уже нельзя было откладывать дальше. Всякий предлагал свой путь. В этом году мой отец женился. Моя мама — дочь рыбака переселенца с Украины, Фекла Назаровна Сафьян. Ее малая родина — село Фастивец Васильковского уезда Киевской губернии. Она была среднего роста, черноглазая, темноволосая, очень похожая на свою мать, мою бабушку Дарью Степановну Сафьян, умершую в год моего рождения. Мой дед, отец матери, умер за несколько лет до этого.
Позже, я не раз летал над селом Фастивец, родиной предков, но ни разу не заехал в это живописное село со ставком. Почему? Надо сказать, что все десятилетия, прошедшие после революции, большинство людей не искали свои крестьянские корни. Люди жили бедно и трудно. Если кто выбивался в люди, то возможностей помочь хватало лишь на ближайших родственников, а в помощи нуждались практически все. Далеко не все стремились общаться даже с ближайшей родней, не говоря уже о поисках новой. Да и должен сказать откровенно, со времени достаточно упорного сопротивления крестьян сталинской коллективизации, сломленной искусственно организованным массовым голодом, что конечно не могло вызвать в довольно широких массах особого желания подниматься в бой за Сталина во время войны, крестьянам не доверяли.
С женитьбой моего отца в семье Пановых, происходящих от Пантелея и Феклы, чисто русского осталась только фамилия и запись в паспорте. Мать была очень аккуратной женщиной. Содержала дом и особенно кухню в идеальной чистоте и порядке. Постоянно мазала или белила хату. Пекла очень вкусный хлеб. Ее заботами домашний скот был всегда ухожен, сыт и здоров. Порядки в нашем доме резко отличались от уклада, заведенного второй женой моего деда Якова, Варварой Никитичной, которая очень любила смотреться в зеркало, за что мой дед Яков в пьяном и трезвом виде не раз гонял ее по хате, нередко используя для этого кнут и лошадиную упряжь «постромки». В хате у бабы Варьки действительно не было порядка: подолгу стояли какие-то лоханки, горшки, полные гнилых овощей, кладовые месяцами не просматривались и не проветривались, а это вызывало появление соответствующих запахов. Но педагогические приемы деда, мало того, что не давали положительных результатов, но и для него самого окончились не слишком-то весело. В одной из хат, напротив дома деда Якова, жил весьма уважаемый человек — квартальный полицейский. Его жена постоянно покупала молоко у бабы Варвары. Однажды утром молока не оказалось — баба Варвара не могла подняться, чтобы подоить корову после очередного педагогического внушения деда Якова. Полицейский вызвал деда на «ковер». Дед и слухом не слыхавший о правах человека и правовом государстве, отпираться не стал, по простоте душевной, считая жену таким же одушевленным предметом как лошадь или корова, нуждающимся в постоянном соприкосновении со стимуляторами в виде кнута или упряжи. После короткого допроса, квартальный залепил деду кулаком в зубы, один из которых здесь же и вылетел. Дед пришел очень недовольный и, проклиная полицейского, величая его сукиным сыном, улегся выздоравливать рядом с бабкой.