Вернон тоже вздохнул. Помолчал.
- Может, так будет лучше. Но рассказать Гарри правду мы должны.
- Но!
- Не спорь. Не надо.
Когда муж так пристально смотрел в глаза и весомо ронял слова, будто укладывал камни в стену или патроны в обойму, Петуния забывала, что она теперь директор компании и деловая женщина. Потом “отпускало”, возвращалась самоуверенность и привычка командовать, но не уходило и это приятное чувство, что у семьи есть глава, что ее муж – самый важный и самый надежный. И если что случится, он все решит и все исправит.
И потом, на самом деле, в одиннадцать лет Поттеру, несмотря на все их усилия, придет то письмо.
Но чтобы все рассказать, Вернон решил дождаться подходящего момента. “Подходящим” они с Пет назначили момент очередного проявления ненормаль... паранормального.
А мальчишка, как назло, сидел тихо.
Закончился отпуск, занятия в школе еще не начались, так что в лагерь Вернон отправился с сыновьями. И все ждал – когда же?
Он даже пару раз попытался спровоцировать Гарри, припомнив, в каких ситуациях с ним происходило странное. Но безуспешно.
Зато уж когда случилось...
Это было... громко.
И никто не удивился, что Вернон Дурсль вызвал племянника на серьезный разговор “по итогам”.
Миссис Уоррен в четвертый раз явилась проверить, подходит ли лагерь “нормальному английскому мальчику”. Больше всего миссис боялась эмигрантов и живодеров. Каждый свой визит эта скандальная и вечно всем недовольная особа, жена удачливого ресторатора, обставляла с помпезностью визита герцогини или даже самой королевы.
Ее неизменно сопровождал тихий зашуганный мальчик лет восьми, непредставленный и безгласный, и сварливый старый бульдог с таким же склочным, как и у хозяйки, характером, но с длиннющей родословной, с которой ознакомляли всех нежелающих, уклоняющихся и непричастных сотрудников и воспитателей.
“Милый песик Кьюби” мог погрызть, разбить, испортить любой предмет. Уж чего-чего, а на бульдогов Вернон нагляделся во время кратких визитов сестрицы Мардж более необходимого. И во время второго визита гостье было в ультимативной форме предложено привязать собачку при входе.
Миссис Уоррен верещала около часа, но идею отдать сына в этот лагерь не оставила (а Вернон так надеялся!)
Оказался Кьюби за порогом и на этот раз.
Только Вернон не проследил, а хозяйка не посчитала нужным привязать “свою сладенькую прелесть”.
Кто кого больше напугал, уже не узнать. Но мальчишки выметнулись из-за угла резко, шумно и азартно. Пес сперва попятился, а потом – кинулся. Компания завопила и бросилась бежать. Гарри и Дадли, до того лидировавшие в забеге, оказались в хвосте колонны.
Дадли споткнулся и чуть не упал, отстав еще на немного.
Понимая, что от собаки им не убежать, Гарри принялся на бегу расстегивать курточку.
Надо чем-то обмотать руку, чтобы пес вцепился в нее, а не в горло. И не в попу. Потому что умереть от вцепившейся в горло собаки – это героически. А вот прокушенная задница не имела отношения ни к великим подвигам, ни к жестокой борьбе. Или можно попытаться на морду мерзкой скотине набросить – вдруг получится? Совать руку в клыкастую пасть как-то не хотелось. Да и тетя Петуния огорчится.
Дадли почувствовал, что ловкий и быстрый кузен отстал даже сильнее чем он, обернулся, увидел бульдога, распластавшегося в прыжке, улетевшую в сторону зеленую спортивную курточку и...
Услышав собачий лай и детский визг, удаляющиеся по тропинке вглубь парка, Вернон не стал заморачиваться с дверями и коридорами – выпрыгнул прямо в распахнутое окно своего кабинета, недослушав, что же взволновало придирчивую потенциальную клиентку в этот раз.
Здания на территории лагеря были одноэтажными. Как раз на такой случай.
Так что, полет собаки Вернон увидел, а вот хозяйка бульдога, пробежавшая-таки все двери и коридоры, оказалась на улице, когда Кьюби уже жалобно выл с вершины раскидистого дуба.
Как снимали бульдога с дерева – отдельный цирк с клоунами.
Испуганный пес рычал на всех, даже на хозяйку.
Предложение Вернона натянуть тент и тряхануть ветку было отвергнуто, как особо садистское.
Но тент все-таки натянули.
Пожарные, которым дамочка опрометчиво сообщила, что зовут их, дабы снять бедное животное с высокой ветки, приезжать не торопились. На все последующие за ее вызовом звонки диспетчер флегматично отвечал: “Вызов принят, ожидайте”.
Миссис Уоррен призывала на лагерь все громы, молнии, инспекции и небесные кары вместе взятые (“Только дайте нам с песиком счастливо удалиться, и пусть вас смоет, разорвет, унесет, перевернет и прихлопнет”).
Вернон не смолчал тоже. Ее кобель бросился на детей. Это уже не шутки. Может его усыпить нужно.
Миссис Уоррен считала, что усыплять нужно дебильных деток. Причем поголовно. Потому что, кто еще затащил ее милую собачку на этот проклятый дуб, да поразит его гниль и древоточцы?! Да не вырастет на нем больше ни одного желудя!
Дети радостно скакали под дубом и показывали скалящемуся псу языки, “носы” и “уши”. Вернон хорошо видел среди хулиганов и робкого сына бульдоговладелицы.
Скандал продолжался до самого приезда спасателей. И даже немножко дольше – на приезжих пес скалился так же, как и на всех прочих.
Наконец, пса сняли с ветки, его истерично рыдающая хозяйка уселась в машину и поклялась никогда-никогда больше не переступать порог проклятого лагеря.
Весь коллектив дружно сплюнул, чтобы не сглазить.
А мистер Дурсль вызвал племянника на серьезный разговор.
Мальчику сочувствовали и украдкой подмигивали в знак поддержки.
- Знаешь, Гарри, нам с тобой нужно серьезно поговорить. Очень серьезно.
- Но, дядя Вернон!..
- Послушай, твои странности...
- Но это не я!
- Гарри, я же не ругаю тебя, не наказываю. Послушай...
- Честное слово, дядя Вернон! Это не я!
- А кто же? Знаешь, Гарри, врать очень нехорошо. Мне казалось, что я тебя этому учил.
- Дядя Вернон! – в глазах мальчишки стояли искренние слезы. Неужели он правда верит, что это не он, и что все, случавшееся прежде, тоже череда совпадений и случайностей?
- А кто же, Гарри? Кто?
- Я, – нерешительно открыл дверь кабинета подслушивающий Дадли. Вздохнул, и повторил уже увереннее. – Это сделал я, папа.
====== 4 ======
Впервые за долгое время. Да возможно, что и за всю свою жизнь, Петуния не знала, что ей чувствовать. Радость, страх, отчаяние, злорадство - что?
Ее сын оказался таким же ненормальным, как Гарри Поттер.
— Не о том думаешь, — заявил Вернон, со смачным хрустом вгрызаясь в румяное яблочко, плюхнулся рядом и незамедлительно вручил другое яблоко жене.
— А о чем я думаю? — меланхолично переспросила она, рассеянно принимая у мужа фрукт и недоуменно вертя его в руках, не в силах переключиться со своих переживаний на «внешний раздражитель».
— Не знаю. Но надо думать, что делать дальше. А у тебя взгляд такой… такой, в прошлое устремленный. Кстати, о прошлом. Давай-ка подробнее. Вот узнали твои родители, что их дочь — ведьма. И чего сделали?
— Ничего. Купили книжки нужные вместе с профессором, который из Хогвартса письмо принес.
— Ага. А почему так поздно он пришел, профессор твой?
— Раньше колдовать нельзя детям. Что-то там со здоровьем, стабильностью или как-то так. Я не вдавалась в подробности, как-то не до того было. Что-то выплескивается, не дает магией управлять. Но это чушь, на самом деле. Вполне себе Лили управляла своей ненормальностью. И много уже умела. Но я не знаю, как она это делала.
— Ага. А от нее остались дневники, тетрадки всякие, книжки те же?
— Нет. Она все забрала. А потом… — Петуния судорожно сглотнула, вспомнив ночь, когда узнала о смерти сестры. — Потом принесли только Гарри в одной пеленке, без вещичек, без игрушек… Обручальное кольцо Лили, серебряные гребни моей мамы — все осталось у волшебников.