В самом деле: кому оно предназначено, его «Красное колесо», если катится по России новое «Красное колесо» и людей, убитых реформами, уже больше, чем в двадцатые годы?
Обвал. Россия в обвале. Что он может? Призвать Россию быть с Богом? Но Бог — это свет. Где он сейчас, этот свет? Где они, новые герои, рожденные в этих прекрасных, благородных лучах? Новый Александр невский? Где новый князь Пожарский? Где они, те люди, кто могли бы отогнать от России тех, кто презирает, не ценит, не уважает Россию, считая Россию исключительно территорией для охоты?
Вошла Наташа.
— Тебе плохо?
— Нет.
— Нет? — не поверила она.
— Очень плохо, Наташа.
— Что сделать?
— Не знаю.
— Поедем в Россию?
— Зачем?
— Как зачем?..
— В России хунта, Наташа. Нас там уже никто не ждет. Там… другие ценности и другие герои. Там вообще больше… нет ценностей, они ведь… умирают на глазах…
Он замолчал.
Наташа тоже молчала, не нашла она слов, чтобы ему возразить…
80
Самолет с Якубовским и сопровождающими Якубовского лицами снижался медленно, неохотно, словно не хотелось ему возвращаться на землю; с некоторых пор людям (как и самолетам) стало легче улетать из России, чем возвращаться обратно.
Недавно Караулов услышал:
— Я не верю больше в Россию…
Это сказал Сергей Сергеевич Аверинцев. Гениальный литературовед, один из лучших в мире знатоков античной культуры.
Караулов говорил, что у стариков нет «лгущих глаз». Сергею Сергеевичу было чуть за 50, но Караулову он казался глубоким стариком.
В октябре 92-го случилась беда: Аверинцев заболел. Денег на лечение не было, за помощью к друзьям, тем более к начальству, он не обращался, поэтому о том, что срочно требуется операция, знал только Михаил Леонович Гаспаров, его коллега, ученый, но Гаспаров был беден, нелюдим и помочь мог разве что только добрым словом…
Наташенька, супруга Аверинцева, потихоньку, украдкой, распродавала библиотеку Сергея Сергеевича. Пока — те книги, которые хранились на их крошечной даче во Внуково. Караулову повезло, он видел много счастливых семей, но самой удивительной, конечно, была семья Аверинцева.
Друг без друга Сергей Сергеевич и Наташа просто не могли. За всю жизнь они поссорились один раз, сразу после свадьбы. Из-за чего — забылось, но не забылось (и не могло исчезнуть), что Сергей Сергеевич был так сердит, что бросил в Наташу лист скомканной бумаги!
— Ты швырял в меня тяжелые предметы, — смеялась Наташа. Только она умела его развеселить: «античников» трудно развеселить, они живут только старыми книгами.
Торговать Наташенька неумела. Книги уходили, появлялись деньги и тоже вдруг куда-то уходили. А врачи в Боткинской опускали глаза: такие операции делают сейчас только за границей… Сергей Сергеевич не вставал. Ему стало трудно работать за столом, а когда нет сил, когда резь в глазах… зачем, спрашивается, вставать с тахты, такой мягкой и родной?
Выглядел Аверинцев ужасно: лицо разъели глубокие морщины, а губы были, казалось, готовы сложиться в тонкую, предсмертную линию…
Принять Аверинцева могла клиника в Германии, но немцы запросили огромную сумму. Она росла день ото дня: риск быстро растет в цене.
Кто спас Аверинцева? Ее зовут Маргарет Тэтчер. «Родственная душа», как шутил Сергей Сергеевич, хотя встречались-то они всего раз или два, не больше: сначала в Лондоне, потом в Москве.
«От мистера Аверинцева исходит универсальная духовность», — поражалась Тэтчер. На рабоем столе баронессы стояла фотография Колизея. И от руки, фломастером — цитата из Аверинцева: «Как жаль, что мы не можем все вместить и все любить!».
Украдкой от семьи, от собственной дочери, Тэтчер выделила на операцию Сергея Сергеевича семь тысяч фунтов — из личных сбережений. Сама, своими руками перевела деньги в немецкую клинику, Сергея Сергеевича тут же перевезли в Бонн, но сумма тут же выросла: клиника запросила еще столько же.
Караулов узнал о болезни Аверинцева позже все: позвонила Лена, жена профессора Елеазара Мелетинского. — Да, здоровье можно купить, но было бы на что: Караулов быстро связался с Бурбулисом, причем Бурбулис, узнав, что речь будет об Аверинцеве, тут же снял трубку.
— Ты где раньше был?
— Где-где… Скромные люди всегда немного идиоты.
— Это ты скромный?
— Нет, Аверинцев…
— Ты кто ему?
— Не знаю… Ученик, наверное.
— Молодец! Учителя идиотом назвал.
Вопрос был решен за пятнадцать минут[58].
Как хорошо все-таки, что только через год (если не позже) Аверинцев узнает о Тэтчер и Бурбулисе: он бы наотрез отказался от операции, ибо как вернуть эти безумные деньги?
58
Позже Кремль спасет от повторного инсульта еще одного глубокого человека-философа Юрия Карякина, автора замечательной книги о Достоевском.
Ельцин, подружившийся с Карякиным на съезде народных депутатов, назначил ему стать его советником. У Юрия Федоровича появились приличные деньги, главное — служебная «Волга» с шофером.
— Что он творит, твой Ельцин, — ругались на Карякина друзья. — Чего ты молчишь? Сделай что-нибудь!
— Интересно: а Емельке Пугачеву можно было что-то советовать?.. — усмехался Карякин.
И пил.
К творчеству Карякин уже не вернулся: Ельцин стал его творчеством.