— Уже нет. Грохнули Хрюню еще на той неделе, но милиция труп не отдавала.
— Расстреляли? — ахнул Борис Александрович.
— Прямой наводкой. Молодняк отморозился.
— Кто, простите?
— Молодые бандиты. Может — гастролеры с Кавказа, у нас же лес кругом, выгодное дело — лес, конкретно — лесопилки, они все тут незаконные…
Центр города полностью перегородили машины ГАИ, до гостиницы два шага, но у Бориса Александровича болели ноги, поэтому процессию, которая растянулась, как змея на солнце, они с Володюшкой пережидали в «Волге».
Пройдут же они когда-нибудь, эти сытые, мордастые парни и сопровождающие их девушки в красивых шубках: на улице холодно, а холод всегда подгоняет людей…
Борис Александрович так и не «вписался», увы, в «Новую Россию»: в нем было «слишком много культуры, как ехидно посмеивался над ним Гавриил Попов. Нынче все имитируется, все абсолютно. Это с блеском демонстрирует Валерий Гергиев в Мариинском театре: спектакли… что тот, что этот… все как один сделаны в картонных декорациях и на скорую руку. Новый спектакль — новый зритель. А это — новая касса! Нынешние примы умеют петь, но не знают, что такое драматическое искусство. Если любовная сцена, они эффектно закатывают глазки и заламывают руки, прижимая их к сердцу. Если «застольная» — прямым галопом несутся по сцене, перепрыгивают с одних мужских коленок на другие, а брызги шампанского достают до бельэтажа!
Какой Станиславский, кто читает сейчас эти пухлые зеленые тома, написанные приятным пером, где найти время, если продюсеры гонят концерт за концертом? Да и на хрена он нужен, Станиславский, когда и так можно сколотить приличные деньги?
В Министерстве культуры Борис Александрович неожиданно увидел проект нового здания Мариинки. И обомлел! Что это, господи: пристроить к Мариинскому театру Дворец съездов? И Гергиев продавит? Не отступит? Здесь снесут целый квартал? Неужели никто сейчас не понимает, что этот великан из стекла и бетона изуродует весь «мариинский Петербург» и прежде всего — старую Театральную площадь?
Борис Александрович бросился к Товстоногову:
— Гога! Это как?
— Как-как… — Товстоногов говорил всегда чуть-чуть в нос. — Это от гайморита в детстве и неудачных проколов. — Помнишь, Боренька, ты интересовался, что у меня в худсовете делает тусклый артист Рыжухин?
Какая память у Героя Социалистического Труда!
— Кто, Гога? — удивился Борис Александрович.
— Рыжухи н.
— Честно… нет.
— Вот видишь! А я доказательно объяснял: Рыжучин — незаменимый человек. Он так глуп, что его взгляд на спектакль всегда совпадает с мнением обкома партии. Но обком явится только на следующий день, значит, у меня есть целая ночь, сутки, чтобы завтра с ходу отбить всю эту чертову цензуру! Главное — привести правильные цитаты из Владимира Ильича, потому что когда обком, особенно дамы, слышат слова Ленина, у них родимчик делается, им Ленин дыхание утесняет!
Так вот, Боренька: теперь даже артист Рыжухин не угадает, что еще эти люди «Газпром» особенно, вот-вот нагромоздят в Питере.
— А что же делать? — удивился Борис Александрович. — Куда писать? С кем говорить? Надо же что-то делать!
— Не надо,[30] — остановил его Товстоногов. — Сейчас построят, потом — снесут. Как «Интурист» на Тверской. А будешь писать, его снесут вместе с тобой!
Борис Александрович знал: Гога всегда наособицу и в властями не спорит. Это не академик Лихачев, — пока Лихачев жив, не бывать Мариинки из стекла и бетона, он ведь до Ельцина дойдет, это факт, но там, где «Газпром», где «Балтика» и другие гиганты, там все бессильны: Лихачев, Темирканов, Гранин, Федор Абрамов… все…
Неужели трудно построить Мариинку-2 где-нибудь на островах? Возле «Балтийской»? Да и дешевле, наверное: не надо сносить целый квартал, расселять людей… — Нет, Гергиев против. Ему удобно, если все рядом: старая сцена, новая сцена, Гергиев и так вечно опаздывает, он же — гений, а раз гений — можно и подождать, ничего страшного, это теперь его город…
Интересно: великий Тосканини хоть раз куда-нибудь опоздал?
Лужков принимает решение вернуть Москве храм Христа Спасителя. В детстве, по воскресеньям, Борис Александрович прислуживал в храме Христа дьякону, а если удавалось — митрофорному протоирею.
Сейчас он смотрел на стоявший «в лесах» храм и не узнавал его.
— Не мой, — бормотал старик. — Не мой, не мой…
Новодел в натуральную величину? Вот правда: не от той стены гвозди!
Портрет Лошкаря, торжественно проплывший мимо них с Володюшкой по привокзальной площади, разочаровал.
30
Если бы в Италии, в Милане, например, в чью-то голову, скажем-Мути (маэстро Мути, простите!), пришла бы вдруг безумная мысль пристроить к La Skala советский Дворец съездов? Что бы сказали итальянцы? По всей стране?
Вот же оно, главное отличие России от Европы: в Европе всегда (или почти всегда) побеждает здравый смысл.
В России побеждает точка зрения миллионеров…