Что бы вы ответили? Я не нашлась что ответить! В моем, оседлом мире есть понятие «гнать с насиженного места», - понятие, которое в этой монгольской душе, видимо, напрочь отсутствует. Для меня «ехать» - наказание, для нее - счастье. Разыскивать свой дом каждый раз в новом месте - какой, должно быть, странный опыт… Но ведь «странствование (сансара) существ имеет свое начало в вечности. Нельзя узнать того времени, начиная с которого блуждают и странствуют существа, погруженные в незнание, охваченные жаждою существования».
Александр Тимофеевский. Монголка ваша прелесть. Но Будда про дом больше понимает. «Странствование… имеет свое начало в вечности». Значит, там наш дом, в начале. Не на Итаке, где каждая вещь на своем месте и осела под пылью, где все до отвращения знакомо, где терпеливо ждет родная ненавистная Пенелопа. Иначе зачем нам дана скука, зачем нам тоска, зачем все метания куда-то рвущейся души, зачем вообще море и то, что за далью непогоды? К чему этот сон и любой вообще сон? Нет без блаженной страны никакой жизни. И никогда не было. Брось отца своего, мать свою и иди за Мной. Куда? Конечно, домой. Но где мой дом и где рассудок мой?
Татьяна Толстая. На земле хорошо, а на небе лучше, - это вы хотите сказать? Все пути ведут туда? И земная тоска, и земные странствия, и «звуки небес заменить не могли ей скучные песни земли» - все это про небесный, предвечный дом? Я убеждена, что это так и есть. Но вот каким этот дом перед нами предстанет? Кибиткой монгола? Серой избой? Домиком на сваях? Хаткой с мальвами? Шестью сотками дачно-огородного кооператива? А вы вспомните, что нам всем обещано - что в самом-самом конце, уже когда все-все выяснится, мы воскреснем во плоти; уже не в раю - ну его, - а тут, у малой шоссейки, у знакомого поворота, у калитки с синим почтовым ящиком.
И Одиссей - про это. Он как бы умер и был на том свете; он спасался от чудовищ, его соблазняли сирены,он спускался в ад, как вы помните; он жил в раю, у нимф, у богоподобных феаков, а потом его положили в волшебный корабль, и он уснул волшебным сном, «непробудным, ближайше со смертию сходным», и наконец он воскрес во плоти, с подарками, дома. Они уже знали; еще тринадцать веков оставалось до прихода Христа, но люди знали.
И мы веруем такоже: что умрем, и воскреснем, и придем домой - а они все там, живые. И как мы могли хоть на секунду в этом усомниться?