Блум зло прищурился. Он был членом нацистской партии и охотно пошел бы служить в СС, но не вышел ростом. Ему отказали, объяснив, что люди карликового роста не могут быть приняты в СС. В порыве откровения Блум сам как-то рассказал об этом.
– Мне кажется, что им даже ночные горшки выдают, – продолжал издеваться Бланк.
– Бланк, попридержи свой язык, иначе я вынужден буду перейти на официальные отношения! – пытаясь прекратить перебранку, воскликнул Эрхард.
– Пытаешься раздуть из мухи слона? – обиженно пробубнил Бланк и, замолчав, вновь принялся рубить дрова.
– Блум, – смягчая ситуацию, продолжил Эрхард, укоризненно качая головой, – ты самый умный и рассудительный человек в роте, а не видишь, что русским не нужны клозеты и шнурованные ботинки. Они не пользуются уборными и не едят белый хлеб. Совсем как пруссаки!
– И не занимаются спортом, – подхватил Хан.
– Совершенно верно, – согласился с ним Эрхард. – Он им тоже не нужен. Кстати, неужели тебе не надоели твои пробежки? Тебе мало наших дневных забегов?
Хан, если позволяла обстановка и время, все еще продолжал бегать в плавках по утрам, о чем было известно во всем полку.
– Мы – старинный культурный народ, – вновь начал Блум и, обращаясь ко мне, добавил: – Если ты почитаешь Шпенглера…
Я было отмахнулся от него, но тут вмешался Хан:
– Что ты хочешь сказать?
– Ну, говори же, – подбодрил его Эрхард. Ему доставляло большое удовольствие слушать наши с Блумом споры.
– Для меня он слишком тяжел для понимания.
Хан и Эрхард поинтересовались, кто такой Шпенглер. Блум пояснил, и они удовлетворенно кивнули, а затем захотели послушать мое мнение.
– Мне точно известно, что правящая партия ничего не хочет знать об этом Шпенглере, – ответил я и с улыбкой посмотрел на Блума.
Тот покраснел как помидор, но сдаваться не пожелал.
– Вот увидишь, – нашелся он. – Его взгляды правильные. И если партия не хочет говорить о нем, то делает это из известных ей соображений.
– Ну да. Расовая теория…
– И усталость.
– Но мы бодры и являемся примером обновления…
Оба унтер-офицера посмотрели на Блума и расхохотались.
– Этот Шпенглер прав, говоря о закате старой Европы! – крикнул Бланк, потрясая топором.
Блум стал белее снега, и мне стало его жалко. Я попытался исправить ситуацию:
– Домотканые полотна, свежая солома для сна, вручную побеленные дома, старые горшки кочевых времен – все это заслуживает презрения. Им на смену в дома пришли громкоговорители, которые нельзя выключить, восхищение машинно-тракторными станциями.
– Что ты имеешь против громкоговорителей? – опять крикнул Бланк.
– То же, что Блум имеет против голых ног, – ответил я.
– Откуда у тебя такие хорошие познания о России? – поинтересовался Блум.
– Мне приходилось читать Толстого, Тургенева, Пушкина и Гончарова.
– Кто такой Гончаров? – спросил Блум.
Я ответил ему, тогда он поинтересовался, как я отношусь к Достоевскому.
– Он слишком много рассуждает, – заметил я.
Блум закусил губу, а мне захотелось рассказать им о Лескове, о котором они и понятия не имели.
– Давай! – сказал Хан. Это прозвучало как приказ.
Далее последовал мой рассказ о том, что Лесков являлся человеком крепкого телосложения и знал народ не понаслышке. Он был мало подвержен влиянию Запада, и поэтому Советы его не запрещали. Конечно, Лесков не пользовался таким авторитетом, как Толстой, но всю свою жизнь боролся со старым русским восприятием мира, против пренебрежительного нигилизма петербургских умников, политической и религиозной изоляции.
– Сталин придерживается подобных же взглядов, объявляя священную войну западным язычникам, – подвел я итог своему повествованию.
– Все это маскировка, – заметил Хан.
– Не исключено, – согласился я. – Но посмотрите на эту добрую женщину… – И, показав жестом на Наташу, хозяйку дома, продолжил: – Как вы думаете, она будет стенать, если Сталин скажет, что ее сын и муж должны сражаться за нее, за детей, за свою землю, за свой дом?
Тут появился ефрейтор Шварц, один из наших связистов. Он был родом из Вены и самым высоким в нашей роте. Его двухдневное отсутствие не прошло незамеченным.
– Ефрейтор Шварц прибыл после восстановления линии связи, – по уставу доложил верзила Хану.
– Бог мой! – вскочил Хан. – Где вас носило? Какое восстановление связи? Я доложил о вас как о пропавшем без вести!
Шварц был призван в армию год назад, сразу после окончания школы и мечтал получить высшее образование и стать инженером.