– Скоро он сам сможет выпекать хлеб, – заявил Эрхард. – Пусть он печет, тогда я смогу остаться с вами.
– Мне не хочется заниматься этим в одиночку, господин унтер-офицер, – заметил Бланк.
– Когда я доложу фельдфебелю, что вы можете выпекать хлеб, то вас уже ничего не спасет, – отрезал Эрхард.
Они оба были из Баварии и начали спорить на диалекте, перейдя на «ты». Мы смогли разобрать только, что речь шла о приключениях с девицами и партизанами.
– Мы задержимся здесь надолго. Иваны возвели впереди укрепленные огневые точки, и они находятся прямо перед нами, – перейдя на литературный язык, закончил Эрхард. По ночам действительно можно было видеть цепочки осветительных ракет над линией фронта.
На днях мы должны были начать наступление. Цанглер в сопровождении Хана, Осаги и вашего покорного слуги верхом отправился осматривать позиции. Осага, в прошлом горнорабочий из Верхней Силезии, являлся посыльным Цанглера. Поскольку Цанглер, как всегда, был озабочен тем, чтобы лошади не пострадали, он оставил нас с Осагой в котловине, напоминавшей амфитеатр, поросшей клевером. Мы ничего отсюда не видели, но зато все хорошо слышали. Над нами было бездонное небо, а от стен котловины отражалось эхо артиллерийских выстрелов.
– Моя жена пишет, что она больше не выдержит, – заявил вдруг Осага, которого постоянно мучили мысли об оставшейся дома супруге.
– Чего не выдержит?
– Как – чего?! – разозлился Осага. – Ей трудно обходиться без мужчины.
– Сколько же ей лет? – поинтересовался я, похлопывая по холке встревожившихся лошадей.
– Тридцать! Нет, погоди, тридцать три!
– Не самый лучший возраст для одиночества.
– Ты тоже так считаешь, верно? Как думаешь, скоро нас отпустят в отпуск?
– Не похоже, что скоро.
– Что же мне делать? – обреченно вздохнул Осага и опустился на колени в клевер, не выпуская из рук поводья всех четырех лошадей.
Вдруг недалеко от нас разорвался снаряд. Лошади встали на дыбы.
– Ну, вы, бестии! – вскричал Осага и принялся лупить испуганных животных плеткой по их мордам.
– Это не поможет. Возьми поводья короче, – раздраженно заметил я и стал седлать лошадей, которым мы дали немного отдохнуть. – Надо приготовиться. Возможно, скоро двинемся дальше.
По-видимому, наступление набирало силу, так как огонь усилился. Появились небольшие группы санитаров с носилками и подносчиков боеприпасов. Шум боя приблизился, и мы надели каски.
– Мне кажется, что сюда палит наша артиллерия, – заявил Осага.
– Чушь! – Меня все больше стал раздражать этот парень. – Наши стоят здесь уже несколько дней и точно знают, куда стрелять. Это могут быть только русские.
Поблизости вновь разорвалось несколько снарядов.
– Нам надо сматываться отсюда, – отреагировал Осага. – Старик нас сам найдет.
Мы вскочили в седла, держа свободных лошадей за поводья, галопом поднялись по отлогому склону котловины и, преодолев ее край, стали спускаться и увидели, что по другую ее сторону протекал ручей, вдоль которого шли машины с измученными и истекающими кровью ранеными. Некоторые из них курили. От них мы узнали, что наступление продвигается медленно. По их мнению, было издевательством гнать людей по открытому полю на долговременные огневые точки. Мы поинтересовались, куда они направляются.
– Кто куда, – послышался ответ. – А наш путь лежит вот к тем домикам.
– Я страшно проголодался и хочу пить, – заныл Осага. – Ты не будешь возражать, если мы наведаемся туда и сделаем себе яичницу? Там наверняка есть вода.
Мы последовали за машинами и нашли то, что искали. Осага переговорил с хозяйкой одного из домов, и она вынесла нам яйца. Со стороны заболоченного ручья налетела целая туча комаров.
Перекусив на скорую руку, мы поспешили вернуться и встретили Цанглера недалеко от котловины, который сообщил, что наступление продолжается, но очень медленно.
– Наши взводы увязли в грязи. Вы не видели обоз?
– Он должен быть у ручья.
– Отлично! Срочно скачите туда!
Через час я нашел Фукса и привел его вместе с обозом к котловине. Он показал мне карту, пояснив, что мы находимся в 15 километрах от опорного пункта обороны русских у Хмельника.