Конь скакал все так же быстро, как и сутки назад, но я знал, что даже он рано или поздно устанет. Хотя он отдохнул, пока я горел, и это было неплохо, ибо я боялся, что он не продержится до Поля Вод. Теперь была еще надежда на Глухую Ночь. А пока альбиносы-вороны выделывали спирали в небе над нами, сопровождая нас до границы, а черные лебеди скалили на нас свои зубы из грязных болот. Мы оставили справа Розовые Башни, где призраки все так же, как всегда, били в призрачные барабаны, тщетно пытаясь отвадить любопытных; но, как всегда, их осаждали толпы, собравшиеся посмотреть на диво — привидений, что не исчезали при свете дня. В общем, все было так, как и должно было быть в этих землях в это время года.
Мы достигли Мостика Ведьм. Как всегда, ведьмы-близняшки, Джессика и Эшли, с горящими запавшими глазами и грязными белыми волосами, похожими на паклю (потому что, ручаюсь, они белили их магией), стояли у моста в надежде содрать с проезжающих денег. Жадность состарила их прежде времени.
— Эй, стой, всадник, а не то заколдую! — крикнула Эшли. Я их неплохо различал по блеску зрачков.
— Сестры, протрите ваши запавшие глаза! — прикрикнул я на них. — Я же прежде заплатил вам за проезд в обе стороны!
Джессика досадливо мотнула головой, и я въехал на мост.
— Задержите лучше Волка С Тысячей Морд, — попросил я. — Он будет грызться из-за каждой лишней копейки.
Сказав это, я свистнул Коню, и мы поспешили убраться, пока ведьмы не передумали. Этот мост принадлежал им и был построен на заклинаниях. Стоило сестрам хором произнести ключевое слово, и он обрушится. Так же по заклинанию они могли и восстановить его обратно.
«Сие ведьмы, одинаковые лицом и равные по сестринству, — сказано в книге. — Они завистливы и жадны, как и все в этих землях. Число же им — двое».
Незадолго до зенита меня снова остановили. Это были хозяева Розовой Аламейды, близнецы с противными именами Йональд и Джональд Офзеленды.
— Стоять! Всем стоять! Коню стоять! — закричал Йональд Офзеленд, указывая на широкую яму, дно которой было утыкано кольями. Яму вырыли недавно. Она была велика и занимала всю дорогу.
Я остановил Коня.
— Чего вам надо от меня, Офзеленды? Сестры пропустили меня. Что ж вы не задержали меня там? Или те, кто живет на ваших землях, вам уже не подчиняются?
— Слезай с коня и отдай долг, — заявил Джональд, мрачный и небритый. На гербе у них был изображен вепрь на зеленом фоне.
— Ступай своей свинье под хвост, — ответствовал я, разматывая цепь. — Я не должен тебе ничего, ибо заплатил за пересечение твоих земель в двойном размере. В тот раз, когда ехал здесь несколько дней назад. Ты забыл?
— Ты должен Волку С Тысячей Морд, значит, должен мне. — Джональд обнажил меч. Это был несуразно огромных размеров палаш, которым можно было перерубить пополам коня. Йональд был вооружен подобным же образом. Меч Джональда назывался Джоксель, а у его брата, соответственно, Йоксель.
— Это ты должен Волку С Тысячей Морд, — ответил я ему. — Он сейчас будет здесь. Убейте его, и вы никому не будете должны.
Я был все еще зол на него за то, что он разодрал мне горло утром. Кроме того, я сказал это, чтобы разозлить Джональда и перейти наконец к активным действиям, потому что я не хотел терять время.
Я не думал, что они согласятся.
Как раз в сию же минуту показался Волк С Тысячей Морд; в один прыжок достигнув нас, он остановился, тяжело дыша.
— Ну, ребята, спасибо за помощь, — прохрипел он, пуская слюни. Он уже явно устал. — Отдавай футляр, — сказал он мне, протягивая лапу.
— То, что в футляре, принадлежит нам, — сказал Йональд, упреждающе опустив палаш между мной и Волком С Тысячей Морд. — Мы с братом так решили. Я думаю, это справедливая плата за вторжение сразу стольких личностей в наши земли.
Волк С Тысячей Морд какое-то время молчал.
— Хватайте его, пока вы в силе, — сказал он потом, — и я все прощу.
Глаза его сузились.
Йональд колебался какую-то секунду. Потом поднял палаш и опустил его на Волка С Тысячей Морд.
Тот взвился вихрем, вынырнув из-под удара; тяжелая лапа раскровенила Йональду лоб. Джональд бросился справа и рассек Волку С Тысячей Морд бедро. Тот обернулся и с разворота сорвал Джональду голову; меч Йональда, как гильотина, опустился ему на спину и разрубил позвоночник.
Волк С Тысячей Морд рухнул. Его пасть сжалась на стальном сапоге Йональда, и он рванул его на себя, а когда тот запнулся и упал, слепо озираясь залитыми кровью глазами, Волк С Тысячей Морд в отчаянном рывке подтянулся на передних лапах и вцепился Йональду в горло.
Через секунду все было кончено. Я спрыгнул с Коня и подошел к тому, кто так долго преследовал меня, что уже успел стать привычным.
— Я умираю, — сказал он. — Насовсем. И они тоже. Мы никогда не играли на форы. — Тут его взгляд затуманился, зрачки из желтых стали розовыми. Изо рта текла темная кровь. — Но и ты не пройдешь дальше. На закате ты будешь у Делты, и Красные Девы не дадут тебе пройти.
Он закрыл глаза.
Я хотел сказать ему, что, если он умрет, мне не нужно будет больше спешить, и я смогу переждать опасный закатный час. Но я ничего не сказал. Я молча взмахнул цепью, проклиная себя за мягкотелость, и добил его.
Потом сел в седло и поехал дальше, сначала медленно, по кромке над ямой, а потом все быстрее и быстрее. У меня было время до заката.
За моей спиной пылало волчье тело и придорожная трава, да еще волосы убитых Офзелендов. О них в книге не сказано уже ничего.
Номинально Волка С Тысячей Морд опять убил я, и это значило, что вскоре он снова оживет и бросится за мной в погоню. Это обещало мне проблемы, но я не хотел, чтобы Волк С Тысячей Морд умирал так, как это устроили хозяева Розовой Аламейды.
Мы покинули ее, когда солнце было на полпути к закату.
Красная и оранжевая трава на полях пестрела серебряными цветами, и серебряные же рыбы пели из прозрачных ручьев. Голоса у некоторых были хриплые — наверное, от холодной воды. Дриады из ближних рощ звали всякого проезжего расчесать им волосы, но далеко не каждый соглашался на эту нудную работу, хотя платили дриады всегда наличными.
У озера с белой водой я встретил монаха в черных одеждах. Он сидел на мостках и болтал ногами.
— Подай денежку на храм, благородный путник! — попросил он, вежливо улыбаясь.
— А чей храм? — спросил я, придерживая Коня.
— Азгарота, Хтонического Ужаса, — ответил монах, показывая мне кулончик с пентаграммкой.
— А, — сказал я, развязывая кошелек, — тогда держи.
Я дал ему тяжелую золотую монету, и мы поехали дальше, благословляемые добрым монахом.
Время летело, дорога стлалась Коню под копыта, и мы непрестанно приближались к Делте в недобрый закатный час.
В любое другое время здешние места были абсолютно безопасны, но на закате тут появлялись Красные Девы и не пропускали никого, пока тот не отдавал им все до нитки. А если кто думал сопротивляться, то из их черепов потом делали шары для игры в кегли, склеивая воедино самые округлые их части.
Я надеялся миновать их земли прежде, чем Волк С Тысячей Морд догонит меня. Они ведь были способны задержать и его тоже.
И, как он и предсказывал перед прошлой смертью, я въехал в их земли как раз на закате.
Сам Волк С Тысячей Морд догнал меня минутой позже.
— Отдавай Цветок и сматываем назад, — запыхавшись, проговорил он. — Утром поедешь домой.
— Нет, — ответил я, — я тебе его не дам.
Волк С Тысячей Морд оскалился и приготовился сшибить меня с Коня.
— Подожди, — взмолился я, — давай отложим это на потом. Прислушайся, они уже идут!
Поросшие травой холмы задрожали, и Красные Девы, именуемые также Рыжими Девками, все на конях, высыпали из-за холмов и окружили нас плотным кольцом. Их было очень много.
Все они были рыжеволосые, кареглазые, в красных штанах и безрукавках; ногти у всех были покрашены в красный цвет, а губы накрашены ярко-алым. Кони у всех были тоже рыжей масти. В руках они держали сабли оттенка меди, и в свете заката клинки тоже казались алыми.