Мы стали спиной к спине, вернее Волк С Тысячей Морд стал спиной к заду Коня. Я не собирался ничего им отдавать, и он, ясное дело, тоже.
Вперед выехала главная Девка, именуемая Матильдой.
— Отдавайте все, — сказала она, — и езжайте в любую сторону.
— Ни за что, — сказал я.
— Никогда, — прорычал Волк С Тысячей Морд.
— Тогда вы умрете, — сказала Матильда, подняв руку.
— Уже случалось, — сказал я и расчехлил футляр.
Правду говорили об этом Цветке, будто любая девушка застывает на месте пораженная его красотой. Красные Девы, увидевшие его, изумленно ахнули и прижали руки к сердцу, опустив оружие. Я тронул Коня шагом вперед, и они начали расступаться передо мной.
Но Девы за моей спиной, Цветка не разглядевшие, угрожающе рванулись на нас. И тогда Волк С Тысячей Морд на мгновение явил все свои лики, ужасной тысячеголовой тенью нависнув над толпою, и две тысячи глаз обожгли каждую, что видела его в то мгновение. И Девы шарахнулись назад, охваченные страхом.
Так, ужасом и красотой очистив путь, мы рванулись напролом, но минутное замешательство прошло, и Девы, зажмурив глаза, со свистом ринулись на нас в атаку. Саблями они управлялись и вслепую.
Я был ближе к спасению, чем Волк С Тысячей Морд, ибо стоял впереди него по ходу движения; и я прорвался. Десяток сабель ударил Коня в грудь, но раны зажили в мгновение, только узор на шкуре пустил новые ветви; и мы вылетели на дорогу. Конь стрелой пустился вперед, и последнее, что я видел в неверных изломах хрусталя, это отражение того, как Волк С Тысячей Морд, теперь о двух десятках голов, пачками раскидывает Красных Дев, мешающих друг другу в толпе, прорываясь на свободу. Я верил, что у него получится.
«Сие Красные Девы, — сказано в книге, — и их кони и люди червонны. Числа же им несть».
Солнце село, и вместе с темнотой на землю стала опускаться давящая тишина. Птицы засыпали прямо у Коня под копытами, у меня начали слипаться глаза. Я заметил, что Конь тоже подволакивает ноги.
Наступала шестая ночь недели, и, как обычно, это была Глухая Ночь. В такую ночь ни человек, ни зверь, ни нелюдь не может ничего, кроме как спать до самого утра. Бороться невозможно, и нет такой магии, чтобы преодолеть эту силу природы. Звезды и луна никогда не светят в такую ночь, и блуждающие огоньки, а также светящиеся растения и существа теряют свою силу. Огонь не горит такими ночами.
Поэтому мы дотащились до ближайшего придорожного дуба, и я упал на землю, сунув под голову кулак. Конь повалился рядом на траву, и мы заснули.
Утром мы пришли в себя поздно: солнце уже встало, и птицы просыпались в дорожной пыли. Все тело ломило, голова соображала плохо, в руках не было силы, как и всегда, когда ночуешь в Глухую Ночь вне дома.
Седлая Коня, я подумал о том, как там Волк С Тысячей Морд. Если он пробился сквозь армию Красных Дев, то, наверное, заснул, израненный, где-то неподалеку от Делты и не скоро еще мог догнать меня.
Цветок в хрустале я снова повесил за спину, упрятав в кожу. Он пока еще мог обойтись без воды, но мне не терпелось привезти его домой.
В кронах зеленых дубов пересвистывались невидимые птицы (иногда они стайкой перелетали с дерева на дерево, но их и тогда не было видно — лишь дрожало марево в воздухе да слышался шум крыльев). Становилось жарко, яркие ажурные цветы красовались в сочной траве; бабочки с девичьими портретами на крыльях порхали слева направо; солнце затягивали сизоватые облака; пахло сладко и дурманяще.
Близилось Поле Вод, почти родное; близился и полдень.
В полдень, на дороге среди луга, я повстречал всадника.
— Эй, остановись-ка на минуту! — попросил он, поднимая руку.
Это был рослый молодой детина в сверкающих хромом доспехах, с благородным цинизмом на чистом лице; при нем был белоснежный клинок длины непомерной.
— Здравствуй, рыцарь, — сказал я, останавливая Коня, — и прости, что тороплю тебя, но я спешу. Что за дело у тебя ко мне?
— Здравствуй и ты, — ответил он. — Мое имя Хлодвиг, и я ищу дракона, чтобы сразится с ним! Не знаешь ли ты драконов в здешних местах?
— Штырь тебе в забрало, Хлодвиг! — морщась, воскликнул я. — Ты что, драконобоец?
— Я драконобоец от прадеда! — гордо отвечал Хлодвиг. — Это семейное дело.
— Так небось и твои предки приложили руку к Навейскому мосту? — спросил я.
— Мой дед лично пожертвовал восемь ребер из своих запасов на его постройку, — ответил он мне, подбоченясь. Малый явно гордился своим дедом.
— Интересно, что бы сказал твой дед, вздумай кто-нибудь соорудить что бы то ни было из его костей? — поинтересовался я хмуро. Драконов я любил.
— Но такой у меня бизнес! — Хлодвиг развел руками, показывая, что и он драконов режет не из ненависти.
— Да ну его, такой бизнес, — сказал я. — Говорят, до тридцати доживает лишь один из девяти драконобойцев?
— Меньше, — сказал он. — Драконы перестали нас бояться. Злые они пошли какие-то. Намедни Тинкельвиндля, коллегу, оранжевый дракон из Гедда опозорил на всю округу. Стянул с него латные штаны и отхлестал хвостом по полной программе, а потом отпустил. Представляешь?
Я представил жесткий и шиповатый тяжеленный драконий хвост и поежился.
— А доспехи зачем такие блестящие? — спросил я, щурясь.
— А это чтоб дракон вообще заметил, с кем ему надо драться. Мелкие мы в их глазах, понимаешь? — вздохнул Хлодвиг, глядя в горизонт. — Так не знаешь, нет тут драконов в округе?
Я пожал плечами:
— Нет вроде. Был Злой Змей на Поле Вод тут неподалеку, так его я убил. Вот видишь, цепь из него сделал. — Я показал Хлодвигу цепь.
Он разглядывал ее какое-то время.
— Хорошая, — сказал он, помолчав. — Ну ладно, поеду искать дракона. А то мне уже за замок нечем платить в этом месяце.
— Слушай, а ты не мог бы на другое магическое существо поохотиться? — спросил я его.
— Например? — осведомился он.
— Например, на Волка С Тысячей Морд?
— Исключено. — Хлодвиг вздохнул. — Я ему в том году проиграл фору на убийство, и, боюсь, это поставит нас в неравные условия.
— У меня как раз есть одна, — сказал я, доставая ее из-за пазухи. — Хочешь, подарю?
Он заинтересованно вскинул бровь.
— Если задержишь его на часок-другой, я пришлю тебе пару сотен серебром, только скажи адрес.
— Хорошо, — согласился Хлодвиг, — подожду его здесь. Мимо не проедет, он меня знает. А гонорар отошлешь в Риэрдин, леди Рент. Я у нее замок снимаю.
— По рукам, — ответил я, и мы, скрепив сделку, разъехались.
Солнце достигло зенита и перевалило на западную половину неба. Наконец мы выехали к родному Полю Вод, и я дал Коню напиться, а сам умылся теплой прозрачной водой. Я не ел уже несколько дней, и в голове кружилось, но я не мог не залюбоваться голубой гладью воды под прядями тумана, что раскинулась от лесов слева до зарослей справа. Потом я снова сел на Коня, и мы шагом поехали по неглубокой, по колено, воде. Вокруг цвели кувшинки и лотосы, а серебряные змеи с мохнатыми гривами сопровождали нас, ныряя и выныривая, прошивая воду стежками. Кругом росли огромные кораллы, белые, красные и желтые, а иногда красные с зеленым или синие с желтым. Дальние дождевые леса скрывал влажный туман.
Мне оставалось проехать миль десять до границы моих владений. Поле Вод осталось позади, и вокруг теперь были невысокие холмы, поросшие травой и ягодами, и обычные деревья — клены, ясени и бузина.
Я уже не спешил. Видно, Хлодвиг сдержал обещание и задержал Волка С Тысячей Морд. Я очень хотел поскорее оказаться дома, но я уже так устал от бешеной скачки, и Конь мой тоже устал.
Я вез домой Самый Красивый Цветок, единственный в мире. Он стоил того, чтобы за него умереть, и я уже сделал это один раз, а Волк С Тысячей Морд — и не один. Цветок был невыносимо прекрасен, он был идеален. Он был главным сокровищем Волка С Тысячей Морд, пока я не обманул его в карты. Многие думали, что моим главным сокровищем является Конь, но это было не так. Мое главное сокровище всегда было дома.