На гражданских, будь то справедливо или нет, мне насрать.
Я умер для Земли. Но здесь постараюсь выжить как можно дольше, чего бы мне это ни стоило.
При очередном прыжке — все же трудно приспособиться к движению, когда твоя накачанная туша весит всего килограммов пятнадцать, — пришлось схватить за ремень чуть было не улетевший в звездные дали автомат «АКЛ-20».
— Сейчас подойдем к жилому куполу космодрома и попробуем выяснить, что там у них, — прошелестел в наушниках голос Дорчакова. — В оба глядите.
Двигаться в громоздком скафандре было не сказать чтобы очень уж неудобно — сказывалась низкая гравитация, — но чрезвычайно непривычно. Это вам не легкий камуфляж «песчанка», в котором не бежишь между серо-коричневыми горными насыпями Таджикистана, а скользишь…
Мы приближались к сооружениям космодрома. Было тихо, если, конечно, можно говорить о тишине там, где звука просто не бывает по определению — в безвоздушном пространстве. Направо расстилалась серая равнина с еле заметной ленточкой дороги, как раз той самой, которая вела к тюрьме. Она была пустынна.
Как и всё вокруг.
Вдалеке, чуть левее исполинского купола из зеркально-черного металла виднелись горные хребты. Четкими свинцовыми росчерками выделялись они на фоне тьмы неба, испещренной кристаллами звезд. Длинные, словно вырезанные по трафарету из черного бархата тени прыгали перед нами, выделывая замысловатые ужимки на кольцах миниатюрных кратеров.
«Пятеро слева, пятеро вперед, пятеро прикрывают», — показал жестами Дорчаков, когда мы приблизились к люку шлюза. Солнце ослепительными бликами отражалось на его поверхности, мешая смотреть прямо, заставляя сильно щуриться.
Командир с четырьмя десантниками уверенно подошел к внешнему электронному замку. Он, держа на сгибе одной руки автомат стволом вперед, другой приложил магнитный ключ-таблетку к идентификатору. На панели, которая располагалась рядом, красный огонек потух и вспыхнул зеленый. Массивная герметичная дверь быстро уползла вверх. Группа прикрытия опустилась на колено, вскидывая оружие, а мы с левой стороны по одному стали забегать внутрь.
— Фонари включите, не видно, — шикнул Денис.
Тут же по стенам и полу довольно просторного помещения шлюза заскользили резкие круги света — небольшие фонарики были установлены у всех на автоматах.
— Нет никого… — дрожащим голосом сказал наш правовед. — Может, их всех, совсем всех…
— Заткнись, болван! — рявкнул кто-то.
— Чисто, Денис! — сказал Минотавр, сипло дыша в наушниках.
— Все внутрь, — негромко скомандовал Дорчаков. — Быстрее, мать вашу. Быстрее.
Я всегда удивлялся, как он спокойно умеет говорить фразы, которые нормальные люди орут ором, выпучивая при этом глаза. От этого прохладного тона мы всегда чувствовали себя уверенно, работали слаженно.
Когда вся команда оказалась внутри шлюза, командир приложил магнитный ключ к идентификатору, и внешняя створка захлопнулась, отделяя нас от смертоносных космических лучей и резкого солнечного света.
— Сергей, открывай внутреннюю дверь.
Молодой десантник осветил фонариком панель и стал набирать на терминале какую-то комбинацию. Через миг компьютер выдал мне:
«Внешние показатели:
ускорение свободного падения 1,64 м/с2;
температура +24,3 градуса по шкале Цельсия;
состав атмосферы — азот 74,3 %, кислород 25 %, примеси инертных газов и двуокиси углерода менее 1 %;
давление 0,98 атм.;
влажность 74 %».
Мигнул зеленый огонек, лязгнули массивные засовы, и тяжелая дверь с шипением скользнула вверх. После безвоздушной тишины было на редкость приятно снова услышать обыкновенные звуки окружающего мира…
Мы, ощетинившись стволами, всыпались в широкий коридор, заполненный мерцающим синим светом.
— Можете снять шлемы, — сказал Денис.
Я с удовольствием вжал предохранительную кнопку, щелкнул легко подавшимися рычажками и откинул назад успевшую надоесть скорлупку. Воздух! Оказывается, воздух — это очень, о-очень славная штука.
Пусто. Ни души.
Коридор далеко уходил в глубь купола, в стенах, покрытых сетью кабелей и заиндевевших местами шлангов, виднелись ниши, ответвления, расползающиеся в стороны под прямым углом. Синий свет, лившийся откуда-то сверху, противно подрагивал, раздражая глаза и не давая толком рассмотреть детали помещений.
Денис приказал гражданским и капитану челнока остаться на месте, а наше подразделение осторожно двинулось вперед. Так же — пятерками. Одна продвигается метров на пять, вторая ее прикрывает, третья быстро оглядывается. После — смена. Как на зачистках в кувейтских деревушках в ноль девятом году… Только тогда было почему-то гораздо страшнее. А здесь, в этих аквамариновых переходах, казалось, что мы играем в разведчиков, как в виртуальных клубах в детстве. Только не было отмеченной ярко-красным пунктиром территории «выход», в которой игрока мгновенно выбрасывало в кресло прокуренного клуба, где приятели пили пиво и обсуждали тактику следующей баталии…
— Гляньте, — кашлянул Минотавр, показывая на темную кучу каких-то предметов, сваленных на одной из многочисленных развилок.
— Скафандры навалили, идиоты… — шепотом отозвался кто-то.
Перехватив автомат, я подошел к груде из комбинезонов и шлемов. Нагнулся, чтобы проверить, целые они или…
— Мать моя…
— Да это люди! А я думаю, чего они такие тяжелые!
— То-то тихо вокруг!..
Человек тридцать навскидку, подумал я. Кругом. были пятна запекшейся крови, казавшиеся в синем мерцании лиловыми. Я пригляделся — часов десять-двенадцать уже лежат…
У некоторых трупов лица были сплошной шероховатой коркой, кто-то окостенел, схватившись за развороченную пулями брюшную полость, у кого-то скафандры были просто в клочья разорваны осколками. Я заметил среди мертвецов несколько женщин. Толкнул локтем Дорчакова и сказал:
— Денис, а ведь эти ребята не сами сюда приползли. Их сложили.
Он мельком взглянул на меня, потом через мое плечо и…
Грохнуло на славу — эхо здесь оказалось не слабым.
— Опачки! Пифи-пафи… — Минотавр опустил дымящийся ствол «АКЛ-20».
На полу, позади меня, корчился, схватившись за ногу, человек в костюме с тремя светлыми полосками на рукавах. Значит, из персонала космодрома, даже не военный. Он заунывно стонал, странно тряс головой и хрипел что-то невнятное:
— Небо… скоро дождь… небо… пустое…
Оружия у него не было.
— Стрелок, твою душу… — недовольно пробормотал Денис. Минотавр обиженно задышал.
Мы подошли к раненому, выставив предварительно караульных, которые наблюдали за всеми четырьмя сторонами перекрестка-кладбища. Глаза человека бегали из стороны в сторону, лицо было странно перекошено — не от боли.
— Дай-ка, я тебя перевяжу. Навылет прошла, авось не помрешь до старости и простатита…
Петр Смаламой, десантник со странной фамилией, был нашим врачом. Он почему-то яро отстаивал свою принадлежность к древнему венгерскому роду, а Сашка Берметов все время говорил, что фамилия Смаламой не имеет с мадьярами ничего общего, и прозрачно намекал на ярко выраженную кавказскую наружность «венгра-ветеринара».
Петр достал из герметичного кармана своего скафандра аптечку, извлек оттуда бинт, склянку с перекисью водорода и едва успел наклониться, чтобы помочь бедному аборигену, как тот, ужасно заскулив, стал, извиваясь, отползать, держась за простреленную ногу и не переставая вращать глазами и трясти полуседой головой.
— Застенки, застенки… — причитал он, вытирая слезы и размазывая собственную кровь по лицу. — Тащил, тащил… всех тащил, могил не вырыть, а христиане все же… некоторые веровали, а наукой все занимались… и прилетели. Тащил… устал…