Фауст в магическом круге вызывает Мефистофеля. Из «Трагической истории доктора Фауста» К. Марлоу. 1631 г.
В руководстве по магии (написано в 1524 году) Фауст рисует портрет своего «помощника». «Асиель: самый могучий из всех духов, которые поступают на службу людям. Он появляется в приятном человеческом образе примерно трех футов росту. Его нужно заклинать три раза перед тем, как он появится в заранее очерченном для него круге. Он достает богатства и любую вещь из любого края, согласно пожеланиям волшебника. Он быстр, как человеческая мысль». (Вот этот «симпатичный» коротышка и свернул своему подопечному шею.) В легендах о Фаусте, (например, изданной в 1587 году народной книге Mephostofiles.) Асиелю было присвоено «говорящее» имя. Его произвели, скорее всего, от еврейского mephiz — «разрушитель» и topfel — «лжец».
Заклинания демона Асиеля. В конце XVI — начале XVII столетий переписанные от руки оккультные сочинения Фауста стоили гигантских денег — до двухсот таллеров.
Мефистофель в профессорской шапочке.
Итак, Мефистофель — реальный личный демон реального доктора Фауста. Скептический остроумец и не такой уж страшный ночной посетитель. Вот внешность, нарисованная Гете. Она намного отличается от известных описаний магических инкунабул. Ведь из них можно узнать, что наиболее «приятное» воплощение Асиеля — это маленький лысый человеке черной шапке. А тут — какой щеголь! С пером! Да, не очень привычный для времен Гете образ демона[27]. Знаменитый поэт явно приукрасил бесяру. Но самое главное, изобразил — его ни больше ни меньше — служителем Бога. «Бог не только терпит, но и утверждает злой замысел Мефистофеля. Он даже сознается в некоторой привязанности к Дьяволу. «К таким, как ты, вражды не ведал я»:
Да, Гете как будто выполнил «пиаровскую» акцию. Если предположить, что это так, то ее заказчиком был сам ад. Но тогда поэт имел инфернальные контакты? Гете, который всю жизнь был «противником всего вулканического»? Который решительно боролся с различными проявлениями демонизма в искусстве? На этот счет Цвейг делает тонкое замечание: «…именно этот озлобленный отпор убедительнее всего доказывает, что для его искусства борьба с демоном была вопросом существования, ибо только тот, кто встретился в жизни с демоном, кто, содрогаясь, заглянул в лицо Медузы, кто испытал эту пытку, лишь тот может ощущать в нем столь опасного врага. По-видимому, в чаще своей юности Гете пришлось, решая вопрос о жизни и смерти, столкнуться с этой опасностью, — об этом свидетельствуют пророческие образы Вертера, Тассо… — образы, созданием которых он отвратил от себя их судьбу. От этой ужасной встречи у Гете на всю жизнь осталось озлобленное благоговение и нескрываемый страх перед смертельной силой великого противника. Магическим взором он узнавал кровного врага во всяком образе и воплощении: в музыке Бетховена, в «Пентесилее» Клейста, в трагедиях Шекспира…» С пониманием дела написано.
Если Цвейг прав, понятным становится, почему Гете переделал трагический финал повести о Фаусте из народных легенд. У писателя ученый прощен и спасен. Так автор успокаивает читателя. Или самого себя?[28]
Да, не только «в чаще своей юности», но и в поздней биографии Гете есть любопытные эпизоды. Например, по поводу романа «Страдания юного Вертера» сам автор вспоминал: «Так как я написал эту книжку почти бессознательно, точно лунатик, то я сам удивился, прочтя ее». (10). Было, было какое-то раздвоение в Гете. Он говорил: «Что касается меня, то я, при разнообразных свойствах своего существа, не могу удовлетвориться одним образом мышления». Ему не ведомо было состояние духовной брани, о котором говорит преподобный Силуан Афонский: «Ум с умом борется — наш ум с умом врага». Гете, похоже, даже гордился своим инфернальным качеством.
27
Разве что Панург является у Рабле не просто трехсотлетним, бледным и покрытым шрамами, но и — аристократично-красивым, высоким и элегантным. Важная деталь: Панург («вседелатель») учился в Толедо, важнейшем центре каббалистики.
28
Томас Манн в подобном сюжете более традиционен. «Манн начал работать над «Доктором Фаустусом» в 1943 году и завершил его через два года после войны, в 1947-м. Главный герой, Адриан Леверкюн, — не только Фауст, его прообразами также являются Лютер, Ницше, Вагнер и вся Германия, в особенности Германия после 1918 года. Ужаснувшись разрушению европейской цивилизации и окончательному ее краху в Германии, Манн отринул гетевский оптимизм, вернувшись к пессимизму первоначальной книги о Фаусте, где ученый был проклят. Приговорив Фауста, Манн вынес приговор всему западному обществу XX столетия с его фаустовским порывом» [66].