Парацельс сторонился женщин, но почему-то очень тепло относился к суккубам, демонам, которые в женском обличье вступают в связь с мужчинами.
«Вот, скажем, водолеи или водяные, они выходят к нам из воды, знакомятся с нами, потом вновь опускаются в воду, потом снова поднимаются. Да они те же люди, только на звериный манер, без души. Отсюда мы видим, что они могут жениться на людях, так что нимфа может взять себе мужчину из Адамова колена, и она будет жить с ним в доме и рожать детей. А как родится ребенок, то отец-то из корня Адамова, он вольет душу в ребенка, и тот будет в точности как человек, и с душой. Но дальше и женщина может получить душу, если она замужем, и она будет как и другие женщины, и Господь снизойдет к ней…»
Вся эта тарабарщина — словно горячечный бред. Здесь и оккультная вера, что у человека и бесплодного демона может родиться ребенок; и неожиданная симпатия к бесам — стоит им только распустить зеленые космы; и каббалистические представления об искуплении демонов. Какой только ереси нет в этой возбужденной скороговорке! Кстати, Парацельс большую часть своих сочинений диктовал по утрам после пирушек. При этом он тараторил невероятно быстро. «Точно дьявол из него говорил». [40].(14). Сам знаменитый врач однажды написал: «Явился мне Меркурий и научил великому искусству, но я все забыл».
Опять, как и в случае с Гете, возникает мысль: все это писал словно демонический «агент влияния» в мире людей. Но «агенты влияния» что-то получают за свои услуги. Что получал Парацельс? Инфернальные ласки? Золото? Один из учеников сообщает о такой странности: «Он тратил очень много денег, так много, что порой у него не оставалось ни гроша, а на другой день снова был полный кошель золота…»
«Не раб никому», Парацельс был в плену у пьяного беса. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. «Его манеры были вызывающими и вульгарными, одежда — всегда мятой и неряшливой, он был толстым, лысым и вспыльчивым человеком… Основными недостатками Парацельса были его тщеславие и злобный характер». [31].
Его ученик Иоганн Опоринус писал: «Почти два года я общался с Парацельсом и жил у него, и за это время видел, что он пьет и днем и ночью, и вряд ли хоть час или два в сутки бывает трезвым…» И еще: «На ночь, сколько я помню, он никогда не раздевался, что я приписал его опьянению, а он очень часто приходил домой к полуночи не вяжущий лыка и заваливался в постель, не снимая ни одежды, ни меча, который ему якобы подарил какой-то палач; нередко он, едва улегшись в кровать, с шумом вскакивал с обнаженным мечом и вонзал его в стену, я боялся, как бы он ненароком не отрубил мне голову». С кем невидимым пытался сражаться ученый? Стальным мечом… Тогда, как дан меч духовный, который есть Слово Божие?!
Прижизненное изображение Парацельса. В кристалле рукояти его меча заключен демон Азот
Сидевший в ручке меча Азот не уберег своего «повелителя» от насильственной смерти. А, может быть, эта нежить сама прикончила «мудреца»?[36]
Парацельс знал о своей скорой смерти заранее. Сорокавосьмилетний целитель написал завещание за три дня до гибели. До истечения срока договора?
Об этом, демоническом, типе творцов и прорицателей Цвейг писал возвышенно, но не без медицинских симптомов: «Ибо там, где самовластно царит демон, создается особенный пламенно-порывный повышенный тип искусства: опьяненное искусство, экзальтированное, лихорадочное, избыточное творчество, судорожные полеты духа, спазмы и взрывы, вакханалии и самозабвение, «мания» греков, священное, пророческое, пифическое исступление. Чрезмерность и преувеличенность всегда служат первым, непреложным признаком этого искусства…»
Ученые и писатели стали пифиями, голоса которых ждут миллионы. А ведь пифии корчились и кричали вещие слова в состоянии одержимости. Обуяны они были огненным духом Пифона — древнего змея, поверженного под землю… Что было потом? «Сообщения жрицы передавались философам, которые жили при оракуле и чьим долгом было интерпретировать предсказания и правильно применять их. Затем сообщения передавались поэтам, которые перелагали их в оды и лирические стихи… придавая им изысканную форму и делая их доступными для публики». Культура Древней Греции была одержима демонами.
Свт. Иоанн Златоуст объяснял разницу между языческим прорицанием и ветхозаветным пророчеством: «В капищах идольских, когда кто бывает одержим нечистым духом и прорицал, то, как бы ведомый и связанный, был увлекаем духом и нисколько не сознавая того, что говорил. Гадателю свойственно быть в исступлении, терпеть принуждение и насилие, увлекаться и неистовствовать, как бесноватому. А пророк же не таков, он говорит все с трезвою душею и здравым рассудком, зная, что он говорит… Послушай Платона, который в апологии Сократа говорит так: «прорицатели и гадатели говорят много и хорошо, но сами вовсе не знают того, о чем говорят»… Все это доказывает и принуждение, с каким бесы удерживаются и служат, и насилие, какое люди терпят, однажды предавшие себя им и лишающиеся в это время здравого смысла. Но у нас не так. Пророки пророчествовали с рассудком и совершенно свободно. Они властны были говорить и не говорить: они не были принуждаемы, но вместе с честию сохраняли и волю. Поэтому и Иона убегал, поэтому и Иезекииль уклонялся, поэтому и Иеремия отрицался. Бог же не принуждал их насильно, не помрачая рассудка».
36
«Обследование его черепа, произведенное в 1812 году, действительно показало трещину в левой височной кости, врачи пришли к заключению, что такая трещина, скорее всего, могла возникнуть только в результате «повреждения головы у живого человека». (4].