Спаситель заставил замолчать бесов, даже когда они называли Его Господом.
Что видит взгляд визионера? Старинная обложка одной из книг Беме.
Род сей изгоняется постом и молитвой. Даже неофит сейчас знает это. А «великие», как боролись со злой силой они? И боролись ли вообще? Лютер считал, что рогатый бежит от насмешки, но когда страшный посетитель загонял его своими доводами в тупик, тот в ярости бросал в него чернильницей… (30). С тех пор контактеры стали к бесам уважительнее. Подобной вольности себе не позволяют. Разве что в литературе. Помните, в «Братьях Карамазовых»? Иван запускает в беса стакан с вином, но тот остается целым, даже вино не расплескалось — лукавый чаще всего не любит оставлять материальных следов своего присутствия. Впрочем, Есенин — спьяну — швырял в страшного посетителя что попало. И, похоже, не только в своей фантазии:
Нет, нынешние контактеры толерантны. Добросовестно выполняют возложенную инфернальным миром задачу. И за это их ставят на постамент. Однако вспомним жития святых — как повергали они лгущих истуканов? Молитвой Господней!
Предание говорит нам, что при рождении Спасителя рассыпались многие кумиры и онемел Дельфийский оракул. (31). При возвращении Христа в наше сердце — пусть онемеет озвученная человеческими кумирами демоническая «классика». Пусть разрушатся и идолы, и навязанные ими идеалы[102].
А, может быть, все же нескромно обличать признанных авторитетов? Такой вопрос может возникнуть, но он неточный. Неправильно грызть брошенный в тебя камень, надо видеть, какая рука его бросила. Надеюсь, внимательный читатель увидит в этой книге не очернение национальной культуры, а попытку обличения незримых бесов. И задумается о сути их личин, скрытых под — порой привлекательными — масками человеческой плоти.
Но для этого нужен православный взгляд. Такой, как был у К.Н.Леонтьева. Он писал: «…а знаете, кого я всей душой теперь ненавижу? Не угадаете. Гете. Да, от него заразились и все наши поэты и мыслители, на чтении которых я имел горькое несчастие воспитываться и которые и в жизни меня столько руководили! «Рассудочный блуд, гордая потребность развития какой-то моей личности»… и т. д. Это ужасно! Нет, тут нет середины! Направо или налево! Или христианство и страх Божий, или весь этот эстетический смрад блестящего порока!..»
Леонтьев ведь застал юбилейные восторги по поводу Гете. Как не возмутиться было хотя бы такому выводу либерального литературоведения: «…Фауст — каждый из нас в те минуты, когда мы перестаем быть рабами мелочей жизни и становимся людьми из титулярных советников, коммерсантов и пр., потому что и Гете — один из нас, только лучший». Это еще что! Потом Фауста и его автора стали записывать в различные политические партии. Легальные марксисты восторгались: как нужны человечеству фаустовские грезы о счастье на земле! Луначарский назвал финал «Фауста» социалистическим. Наконец, уже в 1937 году руководитель гитлеровской молодежи Б. фон Ширах разглагольствовал «о любви Гете к военной униформе и о «вечной юности» этого безбожника, чей дух был вызван из небытия великим фюрером»[103]. Интересно, что носители всех наиболее мощных диавольских идей в политике принимали Фауста за своего. И в этом они были правы.
Демон искусительной литературы красноречив!
Ладно с ним, с Гете. Особенно больно узнавать страшные вещи про «наших», любимых со школьной скамьи. Но именно революционно-либеральная, а позже советская школа не способна была дать духовную картину их творчества. Это непонимание и есть материал, из которого отлит колосс наподобии Родосского; он присвоил себе имя «русской культуры». Русская ли она? «По паспорту» — да. Но ведь русский — значит, православный!
Литература убила Россию — если и преувеличил Розанов после трагедии 17-го года, то не так уж много.
Можно ли было безнаказанно — десятилетиями и даже веками — взращивать плевелы? Любовь — в стиле охальных стишков Баркова. Надежду — в светлое будущее по Чернышевскому. Веру — в себя. Как заключил Есенин «Инонию»:
102
Согласно закону симметрии, должно существовать нечто, противоположное по духовному смыслу понятию лицо (личность), то, что является «таким же реальным и исключительным фактом жизни» (А.А.Ухтомский), как и лицо. В священном Писании лицу ясно противопоставлен идол. Идол — это все то, что становится на пути к Единому Истинному Богу… Академик А.А.Ухтомский говорит, что проблемы любви и смерти являются самыми важными для человека, а отношение к ним определяет его мировоззрение и ценности. Исходя из вышесказанного, идол — это препятствие на пути человека к Вечной Жизни и Любви». [55].