В целом — монотонная и унылая жизнь течет в штетле. Однообразная. Даже на еврейскую пасху все мелочи праздничного застолья расписаны раз и навсегда. Посмотрите на стол — сплошное напоминание о страдании. Горькие травы — память о горестной жизни в Египте. Тертое яблоко — как глина, из которой предки делали для египтян кирпичи. Красное вино — словно кровь еврейских детей, в которой купался фараон, чтобы избавиться от проказы. Соленая вода — это волны Красного моря, расступившегося перед бегущими из плена. Тогда беглецы не успевали испечь квашеный хлеб — так и ныне: за столом хлеб пресный. Маца… Пируй, иудей!
Разве что раз в году, в веселый праздник пурим, можно «отвести душу». (Куда отвести — вопрос отдельный.) Даже строгий Талмуд предписывает напиться так, чтобы благочестивый еврей не различал между «будь проклят Аман» и «благословен Мордехай». В этот день обязательно надо выместить свою ненависть к гоям какой-нибудь пакостью. Например, совершить кощунство над их идолом — крестом. Можно и еще кое-что… Но — тс-сс… Об этом тоже говорят лишь шепотом… «Как много Аманов и всего лишь один пурим» — любимая поговорка этого праздника. Но ничего, когда-нибудь начнется ежедневный пурим, мечтает подвыпивший обитатель штетла, тогда посмотрим!
Ну и, конечно, какой же штетл без вникающих во все мелочи кагалов! «Во главе кагала стояли 3 или 4 «старшины» (роши); за ними следовали «почетные особы» (тувы), судьи (даяны), попечители, старосты различных учреждений (габаи)». [22]. Эта всеулавливающая сеть сложилась со времен доброго польского короля Сигизмунда II Августа, жившего в XVI веке. «Он предоставил раввинам и старостам право судить непослушных или преступных членов общин по Моисеево-талмудическим законам и приговаривать виновных даже к строгим наказаниям». [22].
Все эти местечки — «воинские трофеи». Они достались нам от Польши. За них было заплачено кровью русских солдат.
Евреям тоскливо между собой[105]. Зато там, где рядом — славянские деревни, предки нынешних винокуров, дестиляторов, шенкеров и шейнкманов («трактирщик» на идише), пляшечников (от украинского «бутылочник»), оживают, как клопы от спячки. Тут уж среди гешефтмахеров появляется Бейтельман — «человек с кошельком». И даже Гольдлуст — «жажда золота» на идише. Сколько его, этого вожделенного металла рассыпано в фамилиях гольданских, гольдблатов, гольдблумов, гольдфарбов, Гольдштейнов! Как в сказке: золотится все, к чему прикасается алчный взгляд, — и листок, и цветок, и камень. Здесь и девушку можно встретить «золотую» — вот она, вышла из миквы. Ее зовуг Голда. Да что там одна девушка! Еврейская генеалогия напоминает сказочное Эльдорадо — над золотыми полями возвышаются целые горы драгоценные. Надо думать, гольдштейны и гольденберги получили свои фамилии недаром[106].
Откуда же берутся горы золотые? Добываются, как за-, вещано Священным Писанием, в поте лица своего? Нет, Талмуд учит иному: «Нет более плохого занятия, чем земледелие. Если кто имеет 100 сребреников в торговле, то он может ежедневно есть мясо и пить вино; ежели же кто употребляет 100 сребреников на земледелие, то он может есть лишь хлеб с солью». Но золотая жила — не только в специфическом умении торговать — обвесить, обмерить или вовсе всучить порченый товар, нет. Дело в том, что гой глуп, как животное. (Гойского мальчика вообще следует называть шейгец — нечисть.) Он не знает (и не должен знать), что его дом, его лошадь, его корова, его рабочие руки уже отданы на откуп какому-то еврею[107]. Гой не ведает, что в Талмуде сказано: имущество неевреев как пустыня свободная. «Этот общий принцип называется Хезкат ишуб. Он заключается в том, что собственность окружающих христиан распределяется кагалом (продается) подчиненным ему евреям… Получаемое таким образом право собственности называется хазака. Иногда такой собственностью может оказаться определенный человек — это право называется меропие…
В реальности, приобретатель права хазаки, скажем, на определенный дом, получает исключительное право стараться овладеть этим домом, причем «какими бы то ни было средствами»…[108] Точно так же право меропие означает монопольное право любых экономических сделок с определенным человеком (меропие буквально означает отстранение «настоящего» владельца от его имущества). Закон о меропие гласит: «Если человек (еврей) имеет в своей эксплуатации нееврея, то в определенных местах запрещается другим евреям входить в сношения с этим субъектом и делать подрывы первому; но в других местах вольно каждому еврею иметь дело с этим субъектом: давать ему деньги в заем, подкуп и обирать его, ибо имущество нееврея все равно что гефкер (свободное), и, кто им раньше овладеет, тому оно принадлежит». [91].
106
Эдуард Дрюмон в своей «Еврейской Франции» приводит забавные примеры: «Когда давали фамилии австрийским евреям, при Иосифе II, этот труд был возложен на низших чиновников, которые тут увидели случай поживиться. Заплатившие несколько флоринов получали имя красивое, поэтическое или с хорошим значением: Штраус (букет), Вольгерух (благоухание), Эдельштейн (драгоценный камень), Гольдадер (золотая жила). Те же, которые ничего не платили, получали неприятные или смешные фамилии: Гальфенфогель (висельник), Зауфер (пьяница), Вейнглас (винный стакан)».
107
Если местечковый «обжорка» разевал свою пасть всего лишь на соседскую лошадь, то у раввинов всегда был иной аппетит: «Все страны земного шара обещаны нам», — цитирует И. Лютостанский.
108
Не так давно Гусинский озвучил по телевидению главные причины еврейской удачливости в бизнесе. Это «жестокость», «больше правила силы», «больше правила агрессии». Кстати, именно «принцип Хезкат ишуб» дает ответ на недоуменный вопрос: как так получилась, что «молодая российская демократия» просто раздала большую часть общенародной собственности гусинским, березовским, ходорковским и прочим хаитам. То-то и оно, эта самая демократия просто выполнила функцию кагала.