Антипаламисты высказывали не просто мнение ученых. В их построениях сконцентрировалась суть западных представлений о святости. Если встретиться со Всевышним можно только в воображении, то это качество и нужно развивать. Отсюда — католическая восторженная мечтательность. Неудивительными становятся воображаемые встречи со Спасителем истеричек и истериков, записанных католиками в святые[152]. Вот по какому пути «богоискательста» могла пойти и Восточная церковь, не будь опытного свидетельства свт. Григория Паламы и его сторонников. Не будь их вовремя сказанных слов о многовековом афонском опыте боговидения и различения духов.
Напомним, что в православной традиции именно воображение считается единственным местом, где нет Бога. Понятно, кто там тогда?!
«… Люцифер, первый из Ангелов, будучи прежде всякого неразумного воображения и вне всякого вида, цвета и чувства, как ум мысленный, невещественный, безвидный и бестелесный, когда потом возместил и наполнил ум свой образами равенства Богу, ниспал от онаго безвидного, безобразного, бесстрастного и простого безвеществия ума в это многовидное, многосоставное и дебелое воображение (…) и, таким образом, из ангела безвидного, безвещественного и бесстрастного сделался диаволом, как бы вещественным, многовидным и страстным (…) и по сей причине диавол у святых отцов называется (…) фантазером и другими подобными именами». (37). Эти слова из книги о старце Никодиме Святогорце, по сути, подводят черту под обсуждением вопроса об искусительности чрезмерно развитого воображения.
Да, победа паламистов означала церковное Возрождение на Востоке, которое произошло одновременно с Ренессансом. Оно позволило многим православным народам сохранить себя на протяжении полутысячи лет турецкого рабства. Так безмолвная молитвенная исихия оказалась сильнее лязга мечей.
Вскоре, уже в XIV веке, исихазм повлиял через преподобного Нила Столбенского не только на русскую монашескую жизнь, но и на государственное строительство. Критерий в выборе государственных решений — следовать воле Божией. Как узнать ее? Только в тишине молитвенного просветления. Так отшельники духовно оказались в центре событий. Беглецы от мира взяли на себя задачу говорения миру о мире. История засвидетельствовала поразительную особенность Святой Руси: за судьбоносными решениями «политики» обращались к монахам.
Более того, исихасты призывали все общество становиться причастниками Божественного Света, и пропасть между монастырем и миром преодолевалась. «Исихия, — говорит В.Н. Лосский, — это собственно христианское выражение бесстрастия, когда деятельность и созерцание рассматриваются не как два разных образа жизни, а, наоборот, сливаются в осуществлении умного делания».
Интеллектуально все это Соловьев, несомненно, знал. Но сердцем не понимал. И непонимание философа, его последователей было вопиющим. Оно делает вполне очевидным: если Божественный Свет просвещает разум от тьмы греховной, то София-Шехина излучала какое-то иное, фальшивое излучение. И философы отражали этот свет в мир.
А ведь их современниками были старец Силуан и другие афонские монахи, которые стяжали Свет иной, Нетварный. Иным он был потому, что и сами эти люди были иные — иноки. Смиренные и уединенные, в отличие от шумных и гордых русских парижан, последователей Вл. Соловьева. Ученик Силуана Афонского архимандрит Софроний прекрасно знал и тех и других. Он писал: «Но встречи с Живым Богом, с Истинным Светом (…) может не быть, если ум обратится на себя».
«Эго свидетельство отца Софрония является исключительно важным для разъяснения сути духовных видений, бывших ему. Потому что далее он ясно и согласно Писанию и Преданию характеризует истинное переживание Бога как Огня очищающего (ср. Исх. 24,17) и Света озаряющего (Ин. 8, 12 и др.), которое сопровождается ощущением святости и любви Бога, но и одновременно страхом быть судимыми от него, изумлением и потрясением пред открывающимся нам Богом, но и сильным желанием быть с Ним, неописуемостью даров Божиих, но и Ёго содействием, чтобы не возноситься этими дарами перед своими братьями, «ибо Сам Бог — есть Смирение». На смирении и утверждается опыт различения светов, ибо, как отмечает святитель Григорий Богослов в 40-м Слове, не всякий свет является Божественным, а один свет ведет человека к Богу, другой же «обманчив, любопытен и противополезен истинному свету: он выдает себя за истинный свет, чтобы обольстить своим внешним видом». [64].
152
«Св. Анжела» даже видела себя в середине Троицы! А афонская традиция говорит: одно желание монаха иметь видения означает, что он уже в прелести.