Старший из порочных мастеров Тогал, латынянин родом, сопровождал эти грозные орудия. Имелись в Новгороде и свои мастера, но Тогал был опытнее, лучше знал военные хитрости.
Тысяцкий Кондрат обещал ему за поход большую награду.
Полки двигались медленно, с частыми остановками. До порубежной реки Наровы шли почти три недели: воеводы давали отдых людям, пока еще была своя земля.
Первыми перешли за Нарову переяславские конные дружины, а с ними, проводниками, ладожане и ижорцы. На границе земли Вирумаа не оказалось ни укреплений, ни сторожевых застав. Видно, раковорцы не решились вывести войско в поле, притаились за каменными стенами. Редкие деревеньки за Наровой были покинуты жителями.
Скучным показался низовским и новгородским воинам этот поход: только бесконечные снега, морозный ветер да низкое серое небо над головой.
Вечером семнадцатого февраля впереди показались зубчатые стены и башни Раковора.
На широком заснеженном поле у реки Кеголы, верстах в трех от города, Дмитрий Александрович остановил войско для ночлега. Разошлись во все стороны дозорные заставы.
Ранние зимние сумерки спустились на воинский стан. В шатре предводителя войска собрались князья и воеводы. Порочный мастер Тогал развернул пергамент с чертежом Раковора. За большие деньги купил этот чертеж тысяцкий Кондрат у приезжих немецких купцов. Купил без нужды, про запас, задолго до похода, а теперь князья и воеводы только похваливали тысяцкого за предусмотрительность.
Военачальники договаривались, кому с какой стороны приступать к Раковору, где ставить пороки. Разошлись поздно, порешив завтра же начинать осаду.
Воевода Федор заботливо укрыл Дмитрия медвежьей шкурой, пожелал спокойной ночи.
Завтра твой день, княже! Возьмем Раковор приступом — вся честь твоя. А теперь спи, ни о чем не думай. Сторожевые заставы сам обойду…
Незадолго до рассвета Дмитрия Александровича разбудили негромкие голоса и звон оружия. Князь откинул медвежью шкуру, приподнялся…
Посередине шатра, на низком складном столике, горела свеча. Воевода Федор — в шубе, накинутой поверх кольчуги, простоволосый — сидел возле столика. К нему склонился, шепча что-то на ухо, воин в остроконечном шлеме.
Дмитрий узнал десятника Кузьму из сторожевой заставы.
С чем приехал, Кузьма, в такую рань?
— Беда, княже! — взволнованно заговорил дружинник. — Немцы из Ливонии идут к Раковору. Наехали мы на рыцарское войско верст за десять отсюда. По всему видно, что не с миром немцы идут — вооружены для боя…
Воевода Федор гневно взмахнул кулаком, вмешался в разговор:
— Измена это! Не надо было верить немецким послам, не надо! И рыцари ливонские, и рыцари датские — одинаково враги. Ворон ворону глаз не выклюет.
— Раз враги, говоришь, так что ж на их измену сердиться? Другого от немцев и не ждали, — усмехнулся Дмитрий и, обернувшись к Кузьме, спросил — Скоро ли здесь будут, как думаешь?
— Да если так пойдут, как до этого шли, неспешно, то в третьем часу дня[54] жди немцев на Кеголе…
— Будем ждать! И встретим как надобно! А ты, воевода, — обратился князь к Федору, — поднимай князей, пусть строят полки…
Федор, придерживая рукой падающую с плеч шубу, быстро пошел к выходу.
Десятник в нерешительности топтался посредине шатра, глядя, как княжеский оруженосец Илюша помогает Дмитрию одеться и приладить доспехи.
— Быть тебе сотником, Кузьма. Если живы останемся, — отрывисто говорил Дмитрий, застегивая у правого плеча золотую пряжку княжеского плаща. — Скачи обратно к заставе и беспрестанно шли вести. Может, не одно рыцарское войско сюда спешит?
— Исполню, княже!..
Дмитрий вышел из шатра.
В разных концах русского стана раздавались сигналы труб. Из шатров и шалашей вылезали ратники, бежали к берегу Кеголы, скрываясь в предрассветном сумраке.
К шатру предводителя войска спешили князья и воеводы. Молчаливым полукругом встали позади Дмитрия Александровича князья Святослав, Михаил, Юрий и Довмонт, посадник Михаил Федорович, тысяцкий Кондрат, воеводы дружин и ополчения. Сегодня все они — соратники, вместе будут испытывать в жестокой битве неверную судьбу воина!
Это единодушие Дмитрий Александрович чувствовал во взглядах князей и воевод, устремленных на него, в готовности ринуться в бой по первому его слову. «Хорошо! Хорошо-то как! — подумал молодой князь. — Всегда бы так, единым сердцем!»
За падающим снегом не было видно, как выстраиваются полки. Но Дмитрию и не нужно было этого видеть. Он знал, что воины занимают привычный, бесчисленными сечами выверенный боевой строй: посередине, в челе, новгородское пешее ополчение, а справа и слева от него — крылья конных княжеских дружин.