Я смотрела на это в глубоком изумлении. Одергивать Веронику я не посмела, боясь привлечь к себе внимание, но оставшись вдвоем, конечно, попеняла ей, мол, это дома может сойти с рук, а здесь в неметчине нас не поймут. Вероника только хохотнула в ответ.
— Считай, что это форма терроризма… борьба за свободный рынок. Они тут с жиру бесятся, а мы лиры считаем.
Потом произошел случай, который открыл мне глаза на истинное положение вещей. Днем в жуткую жару мы забрели в парк. Вероника решила меня угостить чем-то в высоком бокале, эдакой кондитерской красотой с розово-желтым завершием из крема. Наверное, это было мороженое, хотя утверждать не возьмусь. Я села за столик, а Вероника пошла покупать угощение. Уличное кафе было отгорожено стойкой с узким парапетом. Вероника двигалась с подносом между витриной с вкусностями и стойкой по направлению к кассе. Народу было немного. Вдруг вижу, моя тетка берет бокал и спокойно ставит его на стойку. Потом берет другой бокал с мороженым, ставит его на поднос и подходит к кассиру. Оплатив, она возвращается за другим неоплаченным бокалом, спокойно ставит его на поднос и идет к столу.
Единственное, что я посмела сделать — отказалась от мороженого, сославшись на насморк. Вероника умяла обе порции, а я сидела рядом, слушая, как она мурлычит от удовольствия, и безумно боялась, что во мне увидят сообщницу. Но бросить тетку я не могла. Нас предупреждали, что за подобные игры могут не просто устроить скандал, а отвести в полицейский участок, более того, выслать из страны. Потом-то я узнала, что призрак позора и скандала был Веронике особенно сладостен. Она играла с опасностью. Кайф начинается тогда, когда ты крадешь не оглядываясь по сторонам, но всей своей старой кожей ощущаешь, ты на грани… Это так остро, волнительно! Во время воровских приступов лицо ее окрашивало особое выражение — отрешенное, задумчивое, уголок слегка подкрашенного рта лез вверх. Видно было, что она прямо таки купается в адреналине, а я обмирала от ужаса.
Теперь представьте наши походы по магазинчикам, набитым сувенирами, картами, открытками, путеводителями и кучей каких-то никчемных мелочей. Мне нужно было купить подарки Сонечке, Яне, подругам. В этих лавчонках обычно один хозяин, он же продавец. Я объясняю хозяину, что я хочу, мне показывают майки, цепочки, венецианские маски… а Вероника исчезает в недрах магазина. Расставленные на полках милые пустяки совершенно доступны. Хозяину и в голову не приходит, что среди его владений бродит клептоманка. «Вероника, я пошла… Где ты?» — зову я тетку, как маленькую девочку, а она упирается, не хочет покидать такие доступные и соблазнительные богатства.
Обширный чемодан на колесиках пополнялся сувенирами. Один раз Веронику таки поймали. Я вышла на улицу раньше, чтобы покурить. Через три минуты в дверях лавчонки появилась моя драгоценная тетка, она отбивалась от продавщицы, совала той в руки деньги, что-то пыталась объяснить — по-русски, разумеется. Естественно, я вмешалась. По счастью продавщица понимала язык Альбиона. «Ах, сударыня, дама перепутала… Дама думала, что другая дама за нее уже заплатила? Пятнадцать тысяч лир… Вероника, верни этот бокал. Ах, кубок? Тем более, кубок нам совсем не нужен!»
— Нет уж вы берите, если вынесли вещь из магазина! И оплатите полностью.
Бесстыдница Вероника потом совершенно искренне возмущалась:
— Да разве я взяла бы эту подделку, если бы знала, что она так дорого стоит!
С первых же дней нашего тесного общения я выбрала линию поведения, надеюсь, что правильную. Перевоспитывать, возмущаться, увещевать, ставить заслоны — бесполезно, мы просто разругаемся и испортим друг другу поездку. Я решила просто не замечать теткины клептоматические игры. Это болезнь, патология сознания, грубая ухмылка старости. В молодости у Вероники не было ничего похожего. И крадет она, надеюсь, только у чужих. Во всяком случае, у меня за время нашего путешествия она ничего не украла. Хотя до сих пор не знаю, где посеяла янтарные запонки — подарок Паши. Может, мои запонки тоже перекочевали в чемодан на колесиках?
Теперь вам понятно, откуда у меня возникли основания усомниться в теткином рассказе относительно конверта. Вполне вероятно, что в аэропорту она что-то сперла, какую-нибудь емкость, а в емкости обнаружила не блестящие погремушки, не открытки и бусы, а белый конверт. Тетка порядочный человек, она не станет выбрасывать чужие письма. Она решит всенеприменно доставить их адресату.
Все это только домыслы. Даже если я в чем-то права, будет очень трудно расколоть Веронику. Я почти уверена, что обуй ее в испанский сапог и прижигай руку огнем, она и тогда будет твердить, что не украла, а взяла по ошибке. С этими радужными мыслями я отбыла утром на Соколиную гору.
7
На своем Г-образном участке Вероника устроила маленький рай. Попадая сюда, я всегда удивлялась, насколько узки ее «сотки». Как говорится — шаг в сторону — расстрел. Но ступать было некуда. Вероника не стала тратиться на ограждение своей земли. По длинным сторонам участка стояли плотно сбитые чужие заборы, перед домом Желтковы соорудили подобие калитки, дальний торец замыкал огромный куст боярышника. Колючее это растение вполне отвечало заградительной функции. А за плотными заборами высились богатства, неправедно нажитые, а также алчность, праздность и похоть. Во всяком случае, Вероника именно так характеризовала своих соседей. Она говорила:
— Бывшие писатели и деятели культуры живут в другой стороне, а это все новые русские. Но знаешь, Лизонька, Господь милостив. Если он не дает тебе богатства, то взамен посылает полное равнодушие к роскошеству и власти.
Вероника в фартуке, панаме и больших резиновых перчатках полола пока еще робкие сорняки. Она никак не ожидала моего приезда, но явно обрадовалась.
— Походи, понюхай цветочки, потом будем кофе пить. Желтков! — крикнула она что есть силы, — поставь чайник! Лизонька приехала!
В доме раздалось невнятное тарахтение. Сад цвел. Если я начну перечислять названия растений, которыми Вероника утыкала свой участок, то не хватит и двух страниц. Кроме того, я не знаю большинства названий. Помимо деревьев, кустов ягодных и декоративных, грядок с овощами и травами, типа петрушки «Кучерявой», щавеля «Бельвийского», ревеня «Виктория», а также эстрагона, базилика, душицы, кинзы и укропа, я уже не говорю об узком парнике с помидорами всех сортов, каждый клочок земли был засажен цветами. Уже поблекли нарциссы и тюльпаны, зато выдали стрелки роскошные алеумы (лук с сиреневыми шарами — знаете?), слепили глаза незабудки и анютины глазки. Еще обильно цвела лунария, чтобы к осени организовать декоративный плод-колечко с перламутровой пленкой. Ну и, конечно, камнеломки, оранжевый гравилат и ирисы.
Я любовалась, Вероника орудовала совком.
— А где Муся?
— Гуляет, девочке надо размяться.
— Пойду, поздороваюсь с Желтковым.
Мне было стыдно после такого-то сада тайно всматриваться в теткин быт и подозревать ее черт знает в чем. Но я всматривалась и подозревала. Желтков на кухне чинил утюг. Он поздоровался со мной очень приветливо, но головы не поднял и рук от инструмента не оторвал. Я пошла в комнаты. Бревенчатые стены, акварели, книжные шкафы, в разношенном кресле серый томик Тютчева, очевидно тетка коротала вечера с любимым поэтом. Итальянским сувенирам уже нашлось место. На стене висела яркая венецианская маска, гипсовая Пизанская башню на этажерке притулилась к путеводителям по Риму и Флоренции. На старом, красного дерева бюро, доставшемся от бабки, я увидела уже знакомые песочные часы, и поняла, что на правильном пути. В аэропорту Вероника времени зря не теряла. Моей задачей было узнать, что она делала все это время. Выяснять, купила ли она пресловутые песочные часы или сперла их под носом бдительной продавщицы, в мою задачу не входило.
Кофе пили под яблоней на шаткой столешнице, установленной на вбитом в землю обрубке бревна. Шмели гудели, к ногам подступал василек горный. Кофе был горячим, не растворимым, но сваренным, молоко в серебряном молочнике, мягкие калачи, прямо тебе дворянский быт.
К столу нерешительно, бочком приблизилась Муся. Вид у нее был виноватый, хвост подхалимски опущен.