- Саша, подожди!
Рай медленно повернулся и встал передо мной. Я почти не видела его лицо, только очертания его большого силуэта возле кровати.
- Почему ты так меня назвала?
- Не знаю... само как-то вырвалось. Я все время хочу тебе рассказать историю одного летчика, он был сбит во время воздушного боя, две недели полз к своим по снегу в лесу, ноги отморозил, но, даже на протезах смог водить самолет. Он настоящий герой. Его звали Александр Мересьев.
Рай помолчал пару секунд, а потом тихо, но твердо меня поправил:
- Неверно ты говоришь... Его звали Алексей. И Маресьев, а не Мересьев. Мы все про него знали... Он же легенда! Он и на протезах потом пять самолетов вражеских сбил на своем «Яке». Над Курской дугой это было... Борис летал в его звене... мой товарищ, учились вместе.
А, ты хоть на мгновение представить можешь, что там творилось - на земле и в воздухе, и часто одновременно? Я, конечно, в аду не был, но понятие о нем теперь имею отличное. Страшнее ничего не может быть... когда земля и небо - это сплошной огонь и стоит жуткий вой от падающих самолетов, а внизу грохочет артиллерия... там стоит дым... чад... гарь... и в этом кошмаре живые и мертвые люди... и множество полуживых!
И ни одного нашего парашюта... никто не планировал спастись. Горит самолет - дотяни машину до немецких позиций и сдохни там, разгромив напоследок хотя бы часть их батареи, просто упав на них сверху с оставшимися бомбами... или прямо в воздухе иди на таран... так делали многие...
У меня до сих пор это все стоит перед глазами: над полыхающим полем проносятся штурмовики, повыше летят истребители, потом наши «пешки», ну, то есть пикирующие бомбардировщики «Пе-2», они высоко летали...
Мы столько «бомберов» тогда «посадили» с ребятами..., а сколько наших «Илов» они сбили в это железное месиво, прямо на танки - свои и чужие...
Знаешь, я много про все это потом думал... в начале войны Сталин разрешил людям в церкви ходить... а ведь, Бога нет, Ева... Он не мог бы просто так на это смотреть сверху. Если мы его дети, он был обязан вмешаться и прекратить эту бойню... что же Он? Не хотел... или не мог...
А, если Он все-таки есть и Он это не остановил, тогда Бог - это Кровожадное Чудовище, которому время от времени нужно сталкивать нас - «божьих тварей» на поле боя. Может, там - сверху, Он забавляется, двигая наши армии по своей шахматной доске, управляя нами, словно пешками и ферзями. Под пение блаженных ангелочков решая, кому пожить пока, а кому умирать в нечеловеческих муках...медленно и безнадежно.
Может быть, и впрямь, древние предки наши - язычники, знали о Боге гораздо больше, чем мы - их прямые потомки? Они-то как раз понимали Его истинную суть, когда мазали деревянные губы идолов кровью и мясом...
Почему БОГ так любит кровь, Ева? Особенно детскую, невинную кровь... Нам рассказывали, как изможденных русских детей из концлагеря делали донорами для раненых немецких солдат, у детей брали кровь, плазму и кожу для пересадки «обгорельцев».
Почему Он допускает страдания детей на войне, да и не только на войне? Ты можешь сейчас мне ответить, Женщина? Почему мы здесь обязаны страдать по Его воле?
Я попробовала выдохнуть и проглотить комок, что застрял в горле. Я должна была что-то сказать, хотя мне кажется Рай и не ждал ответа. Тогда я начала говорить это просто для себя, в надежде, что это немного его успокоит:
- Ты ведь не один обо всем этом думаешь... Многие люди задают такой вопрос... каждый день, каждое тысячелетие, наверно, еще даже до Иова... один и тот же вопрос - зачем мы здесь и что такое Бог?
Я не знаю, Рай... я правда, не знаю, но... раз уж Я есть и есть ТЫ... надо же как-нибудь жить... надо хоть что-нибудь делать..., а есть Бог или нет, мне кажется, это не так уж и важно.
Если Он тебе нужен - верь Ему, только не в Него, а именно Ему - просто верь, что все, что с нами случается имеет какой-то странный сокровенный смысл, и тогда будет легче... даже страдать. Мы мало можем изменить, у меня тоже бывает такое чувство, что мы только марионетки, что мы плывем по неведомым течениям и нас бьет о камни и швыряет в водовороты, иногда выбрасывая на пологий песчаный берег, где мы можем немного погреться и передохнуть перед новым рывком.
Разница только одна - можно зажмуриться от страха и вцепиться в свое бревно, на котором плывешь, проклиная злую судьбу, правительство, собственную страну и соседей по дому. А можно... оседлать это бревно сверху, обнять его руками и просто смотреть по сторонам и вперед, и тогда увидится многое и совсем иначе.
Я близко чувствую все, что ты хочешь сказать, твою боль, твое возмущение... если можешь что-то изменить - так меняй! А если нет - просто плыви вперед и улыбайся, даже если у тебя нет ног или глаза ничего вокруг не видят.
И даже если ты не можешь слышать и говорить, вообще не способен двигаться - ты можешь думать о чем угодно, пока можешь думать... даже можешь мысленно спросить о чем-нибудь у Бога... ну, хотя бы попытаться...
Ведь, хоть кто-нибудь-то НАС ДОЛЖЕН УСЛЫШАТЬ, а вдруг ОН ОТВЕТИТ так, что ты сможешь Его понять? И тебе станет немножечко легче...
Рай молчал, его голова поникла, плечи опустились.
- Мне нужно сейчас идти. Закрой за мной двери и никого не впускай в дом ночью, даже... Эту Женщину. И не жди меня, ложись спать, я вернусь поздно...
Рай взял ключ от входной двери и скрылся в темноте, а я почти до утра просидела на заправленной кровати, обнимала свои колени, прижатые к груди и плакала... сама толком не зная отчего. Я сейчас так хотела, чтобы Рай был рядом, чтобы он гладил меня по волосам и шептал что-то доброе, целуя меня. А он ушел в ночной лес... или еще куда-то. А ведь там темно и опасно. Там водятся змеи... и это я знаю точно.
* * *
Своей бесшумной легкой походкой Рай стремительно двигался в сторону, откуда прозвучал выстрел. Но мужчина не успел даже добраться до озера, как заметил медленно бредущую ему навстречу женскую фигуру. В том, что это была именно женщина Рай не сомневался ни капли. Даже за много шагов ее выдавал тонкий пряный запах духов.
- Что ты делала ночью в лесу?
- Воздухом свежим дышала. Видишь, какая бодрая и полная сил?
Лиля хромала и держалась ладонью за щеку.
- Кто тебя так? Этот...
- Помоги! Я сейчас просто упаду, меня ноги не держат...
Женщина тяжело оперлась о плечо Рая, приближая к нему свое лицо. Запах возбуждения и гнева, исходящий от нее, щекотал ноздри.
- Доведи меня до моей комнаты, мне так плохо. Не бросай меня, пожалуйста, помоги!
- Где он сейчас? Он тебя ударил? Я найду его и заставлю ответить...
- Нет, миленький, нет... это все завтра, я ребят вызову с поста, они его мигом заберут. Он же больной... просто больной человек. А мне нужно лечь... Я сама не дойду, держи меня, миленький...
Лилия повисла на руках Рая, размазывая по его футболке слезы. Просто отстранить ее сейчас мужчина не мог. Рай довел Лилю до административного коттеджа и зашел вместе с ней в дом.
- Спасибо, мой хороший! Я уж думала, и не доползу сама... Посиди пока тут, я умоюсь, а потом выйду к тебе.
- Мне нужно вернуться! Ты способна и сама о себе позаботиться.
- Да, конечно, конечно, тебе надо к девочке идти, я же все понимаю. Она молоденькая, красивая, а я уже и не нужна никому - старуха. И все видят только мое тело, а что творится в моей душе, вот здесь, прямо в груди! Смотри!
Женщина дернула трикотажную кофточку, полетели на пол пуговицы и Рай увидел ее полную грудь, поднятую высоко черным кружевным бюстье с алыми ленточками, что змеились вокруг соблазнительных «чашечек».
Рай отчетливо понимал, что нужно запретить себе смотреть на это белое тело, что так призывно выглядывало из-под ажурных кружавчиков, и немедленно вернуться к Своей Женщине.