Эти замечания достаточно объясняют, каким образом могло случиться, что личность, подобная Новикову, личность, имевшая в свое время чрезвычайно обширное влияние, несмотря на то, могла на долгое время почти совершенно изгладиться из памяти общества, так что теперь историк не без особенного труда восстановляет факты жизни и деятельности этого человека, будучи почти лишен прямых преданий (Новиков умер в 1818 г.) и вынужденный ограничиваться почти одними официальными документами, изображающими последнюю насильственную катастрофу этой деятельности. Вместе с личностью Новикова оставалось недоступно для истории и целое общественное движение, в котором он играл господствующую роль. Таков фатум, не один раз падавший на наших общественных деятелей.
К сожалению, такая неизвестность лежит в большей или меньшей степени на всей внутренней истории нашего общества. Мы знаем военные деяния и внешнюю официальную историю государства, но внутренняя история общества, представляющая наиболее глубокий нравственный интерес, до сих пор остается для нас покрыта или полным туманом, или теми же полунамеками и загадочными иносказаниями. Ревнивые патриоты очень нередко упрекали общество за его равнодушие к прошедшему и к его славным деятелям; но эти упреки, конечно, были справедливы, когда общество, вместо истории, находило в существовавшем запасе одни послужные списки, восхваляющие реляции, или один сырой материал, без связи и без освещения, или когда оно чувствовало, что предлагаемая ему история обходит много самых существенных событий, умалчивает о его собственной внутренней жизни. Та часть общества, которую сколько-нибудь можно назвать образованной, всегда интересовалась теми книгами, где она могла находить нечто похожее на настоящую историю, особенно новейшую.
Таким образом, общество можно было бы винить за равнодушие разве к той только истории, какая ему обыкновенно предлагалась. А предлагались, почти всегда, вещи, едва ли заслуживающие названия истории. Мы не будем входить здесь в мудреное перечисление причин, которые делали невозможным появление настоящей вполне правдивой истории. Они довольно понятны из всего характера нашей общественной жизни и положения литературы. Еще очень недалеко время, когда из литературного изложения были положительно исключаемы целые исторические эпохи и изложение исторических событий затруднялось разнообразными ограничениями, которые, в конце концов, часто делали это изложение совершенно невозможным. История есть публичность и критика в прошедшем, и в прошедшем она может быть только тогда, когда получает какое-нибудь право в настоящем, потому что настоящее и прошедшее тесно связаны между собою. Поэтому история растет с публичностью и общественным мнением; наше время в этом отношении несколько выгоднее прежнего, а вместе с тем и история стала несколько возможнее прежнего. Пожелаем, чтобы она еще больше имела успеха в этом направлении, – это не может принести ничего иного, кроме пользы, и пользы глубокой и существенной.
В самом деле, изучение истории своего отечества есть один из самых верных путей к достижению общественного самосознания, без которого невозможна никакая разумная общественная жизнь, никакая деятельность, желающая руководиться истинными интересами общества и истинными нравственными началами. О необходимости этого самопонимания говорилось в последнее время очень много (хотя большинство не уразумевало, в чем именно оно должно состоять), так или иначе, все чувствовали его недостаток. Но одно из лучших и действительнейших средств к этому само-пониманию и дает именно историческое изучение. Польза истории, конечно, не такова, как понимали ее в старину; ее уроки не похожи на мораль басни: будь послушен, будь прилежен и т. д.; потому что прямо и непосредственно история, к сожалению, дает слишком много примеров успеха зла и несправедливости, гибели добра и правды. Ее уроки шире и глубже: объясняя великие внутренние движения общества, определяя условия, содействующие или мешающие его развитию, она учит понимать основную идею фактов и явлений, отличать то, что бывает в них живым требованием времени и здорового развития и что составляет только тупую инерцию отживающей старины, дошедшей до конца своей роли; объясняя брожение и борьбу элементов человеческого общества, она указывает его истинные цели, истинные причины его процветания и вместе наилучшие средства достижения этих целей. Поэтому и в настоящем история может указывать в явлениях жизни, что является в ней новым элементом, справедливо требующим себе места, и рано или поздно долженствующим достичь его, и что бывает только упрямой неподвижностью старых преданий, упорство которых только усиливает напряжение борьбы и делает ее только более тяжким трудом и испытанием для общества. Такая наука не дает правил ходячей морали, но она может определять всю деятельность мыслящего человека, указать ему светлый идеал, которому должен отдаться человек, уважающий свое достоинство и желающий служить своему обществу, и может помочь ему извлечь из этого идеала твердое понятие о своем человеческом и гражданском долге. В здоровой и сильной нации, идущей с действительным сознанием путями цивилизации, историческое движение может быть только прогрессом, постоянным совершенствованием, – иначе надо было бы считать бесплодными все усилия гениальных людей, все успехи наук и искусств, все громадные труды наций. Движение это прерывалось и нарушалось, в исторических переворотах гибли нередко богатые памятники науки и искусства, – но в результате историческое движение шло вперед. Судьба отдельных исторических деятелей, гениальных умов или друзей человечества часто бывала печальна, но их труд редко пропадал, и, если потомство наконец оценивает их, эта оценка есть нравственное и умственное завоевание, которое сделано обществом с тех пор, и сделано во имя стремлений и при помощи этих самых людей. А если таково значение исторического развития, то изучение истории может быть одним из самых благотворных изучений, указывая смысл идей, составляющих предмет общественной борьбы, и укрепляя часто упадающее перед трудностями мужество тех, кто стоит за дело истины и действительной пользы общества.