Именно в царствование Николая I появляется философское течение, которое его оппоненты назвали славянофильством и которое будет твердо придерживаться взглядов о том, какое место займут русские в течение последующих десятилетий; отголоски этих представлений, несмотря на долгий советский период, сохраняются до сих пор. Победа, одержанная над Наполеоном, и вхождение династии Романовых в круг могущественных европейских игроков дают русским естественную возможность представить будущее своей страны как исключительную по своей значимости миссию. В 1832 г. молодой Иван Киреевский (1806–1856), недавний выпускник Берлинского университета, высказывает мысль о том, что Россия, сохранившая драгоценное духовное наследие – православие, должна преодолеть последствия эпохи Просвещения. Диалог, начатый им в 1839 г. со своим другом Алексеем Хомяковым (1804–1860), конкретизирует новое представление о будущем России, вскоре развитое братьями Константином и Иваном Аксаковыми и Юрием Самариным (1819–1860); они очень быстро увлекут новым видением судьбы России часть интеллигенции. Происходя из образованных дворян, идеологи славянофильства, наследники немецкой философии Гердера и Шеллинга, не отвергают успехи Европы, достигнутые в материальной сфере, однако утверждают, что Россия способна «одухотворить» ее. Индивидуализму, в котором им видится парадигма современного западного мира, они предпочитают чувство единства, столь естественное для русских, и отстаивают позиции, которые век спустя Луи Дюмон определит как «холистическую интерпретацию» общества. В равной степени славянофилы также учитывают тот факт, что государство – такое, каким его хотели сделать Петр Великий или Екатерина II, – это одна из ложных ценностей западной культуры, и превозносят исконные славянские общины, широко идеализируя их, как крестьянское поселение или средневековые княжества, так и целиком всю Русскую землю. Согласно Константину Аксакову, «Государство не способно вложить душу в народ: в лучшем случае оно может заставить его совершать какие-либо механические действия». В противовес искушению подражать европейцам и бесхитростно переходить от одного этапа «прогресса» к другому славянофилы провозглашают возвращение к истокам, призывают отменить крепостное право и, главное, восстановить систему общин, чтобы «мир», как и в древнейшие времена (или те, что по меньшей мере воспринимаются как древнейшие), регулировал крестьянскую жизнь.
Космополитической культуре, распространившейся в XVIII столетии и обвинявшей традиционное русское наследие в том, что оно пребывает во «мраке невежества», славянофилы противопоставляют призыв вновь открыть вселенную народной души и принять во внимание самобытность, которую невозможно истолковать с позиций рационализма или материализма, торжествующих на Западе, погрязшем в материальных ценностях. Кириевский формулирует это следующим образом: «Суд Истории заканчивается на латинянах и протестантах. История зовет Россию занять свое место в авангарде европейской цивилизации». В спор со славянофилами, именуемыми «пустыми мечтателями», ностальгирующими по воображаемому прошлому, вступают те, кто называет себя западниками; они – как, например, Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен», опубликованной в 1851 г., – считают, что Россия в своем развитии проходила этапы, аналогичные тем, которые проходили другие европейские государства, а реформы, начатые в XVIII в., позволят стране догнать их в своем развитии. Исполненный пессимизма по поводу своей родной страны, Чаадаев в «Философических письмах» утверждает: «…мы не внесли в массу человеческих идей ни единой мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума»; за это Николай I потребовал для него медицинского освидетельствования. В то же самое время Константин Кавелин (1818–1885), профессор Санкт-Петербургского университета, ставший в эпоху Александра II одним из идеологов отмены крепостного права, выступает против рассуждений о политической ответственности. Спор между славянофилами и западниками надолго остался в русской истории.