Несмотря на эту неудачу, физиократические идеи пробивали себе дорогу как в стране, так и за рубежом. Эдикт 1758 года установил свободную торговлю шерстью и шерстяными изделиями. Адам Смит посетил Кеснея в 1765 году, был привлечен его «скромностью и простотой» и утвердился в своем собственном пристрастии к экономической свободе. Он считал, что «главная ошибка этой системы… заключается в том, что она представляет класс ремесленников, производителей и купцов как совершенно бесплодный и непродуктивный», но в итоге пришел к выводу, что «эта система, при всех ее недостатках, возможно, является ближайшим приближением к истине, которое еще было опубликовано по предмету политической экономии».45 Идеи физиократов хорошо сочетались с желанием Англии — и без того величайшего экспортера среди стран — сократить экспортные и импортные пошлины. Доктрина о том, что богатство будет расти быстрее при свободе от правительственных ограничений на производство и распределение, нашла сочувственный отклик в Швеции при Густаве III, в Тоскане при великом герцоге Леопольде, в Испании при Карле III. Любовь Джефферсона к правительству, которое управляет меньше всего, отчасти была отголоском физиократических принципов. Генри Джордж признавал влияние физиократов на свою поддержку единого налога на недвижимость.46 Философия свободного предпринимательства и торговли очаровала американский деловой класс и послужила дополнительным стимулом для быстрого развития промышленности и богатства в Соединенных Штатах. Во Франции физиократы обеспечили теоретическую основу для освобождения средних классов от феодальных и правовых препятствий для внутренней торговли и политического продвижения. Перед смертью Кесне (16 декабря 1774 года) он имел счастье видеть, как один из его друзей стал генеральным контролером финансов; и если бы он прожил еще пятнадцать лет, то увидел бы триумф многих физиократических идей во время революции.
IV. ВОЗВЫШЕНИЕ ТЮРГО: 1727–74 ГГ
Был ли Тюрго физиократом? Его богатая и разнообразная биография отталкивает любые ярлыки. Он происходил из старинной семьи — «прекрасной расы», как называл ее Людовик XV, — которая из поколения в поколение занимала важные посты. Его отец был государственным советником и prévôt des marchands — высшей административной должностью в Париже. Его старший брат был maître des requêtes (секретарем по петициям и искам) и одним из ведущих членов Парижского парламента. Как младший сын, Анн-Роберт-Жак Тюрго был предназначен для священничества. В Коллеж Луи-ле-Гран, семинарию Сен-Сюльпис и Сорбонну он сдал все экзамены на отлично и в возрасте девятнадцати лет стал аббатом де Брюкуром. Он научился читать на латыни, греческом, иврите, испанском, итальянском, немецком и английском и свободно говорить на трех последних из этих языков. В 1749 году его избрали настоятелем Сорбонны, и в этом качестве он прочитал две лекции, которые вызвали шум за стенами теологии.
В июле 1750 года он выступил в Сорбонне с латинской речью на тему «Преимущества, которые дало человечеству установление христианства»: оно спасло античность от суеверий, сохранило многие искусства и науки и подарило человечеству освобождающую концепцию закона справедливости, превосходящего все человеческие предрассудки и интересы. «Можно ли было надеяться на это, опираясь на какой-либо другой принцип, кроме религии?… Только христианская религия… выявила права человечества».47 В этом благочестии есть отголосок философии; очевидно, молодой настоятель читал Монтескье и Вольтера, что оказало определенное влияние на его богословие.
В декабре 1750 года он выступил в Сорбонне с философским докладом «Философские успехи человеческой души» (Tableau philosophique des progrès successifs de l'esprit humain). Это историческое провозглашение новой религии прогресса было выдающимся выступлением для двадцатитрехлетнего юноши. Предвосхищая Конта — возможно, следуя Вико, — он разделил историю человеческого разума на три этапа: теологический, метафизический и научный: