Американская революция придала дополнительный престиж республиканским идеям. Эта революция тоже черпала свою силу из экономических реалий, таких как налогообложение и торговля, а ее Декларация независимости была в равной степени обязана английским мыслителям, как и французским; однако было отмечено, что Вашингтон, Франклин и Джефферсон получили свободу мысли под влиянием философов. Благодаря этим американским сыновьям французского Просвещения республиканские теории вылились в правительство, победившее с оружием в руках, признанное французским королем и приступившее к созданию конституции, обязанной в некоторой степени Монтескье.
Французская революция состояла из трех этапов. На первом дворяне через парлементы пытались отвоевать у монархии то господство, которое они потеряли при Людовике XIV; эти дворяне не были вдохновлены философами. На втором этапе средние классы взяли революцию под свой контроль; они были глубоко проникнуты идеями философов, но под «равенством» они понимали равенство буржуа и аристократа. На третьем этапе власть захватили директора городского населения. Массы оставались набожными, но их лидеры потеряли уважение к священникам и королям; массы до конца любили Людовика XVI, но лидеры отрубили ему голову. После 6 октября 1789 года якобинцы контролировали Париж, и Руссо был их богом. 10 ноября 1793 года торжествующие радикалы отпраздновали в соборе Нотр-Дам праздник Разума. В Туре революционеры заменили статуи святых на новые фигуры Мабли, Руссо и Вольтера. В Шартре в 1795 году, в знаменитом соборе, праздник Разума открылся драмой, в которой Вольтер и Руссо были показаны объединенными в кампании против фанатизма.133
Поэтому мы не можем сомневаться в том, что философы оказали глубокое влияние на идеологию и политическую драму Революции. Они не ставили своей целью насилие, резню и гильотину; они бы содрогнулись от ужаса перед этими кровавыми сценами. Они могли бы с полным правом сказать, что их жестоко не поняли; но они несли ответственность в той мере, в какой недооценили влияние религии и традиций на сдерживание животных инстинктов человека. Тем временем под этими яркими заявлениями и видимыми событиями происходила настоящая революция, когда средние слои, используя философию как один из ста инструментов, отбирали у аристократии и короля контроль над экономикой и государством.
ГЛАВА XXXVI. Накануне 1774–89 гг.
I. РЕЛИГИЯ И РЕВОЛЮЦИЯ
В финансовом отношении католическая церковь была самым надежным учреждением в стране. Ей принадлежало около шести процентов земли и другой собственности, оцениваемой в сумму от двух до четырех миллиардов ливров, с ежегодным доходом в 120 000 000 ливров.1 Еще 123 000 000 ливров он получал в виде десятины, взимаемой с продуктов и скота с земли.2 Эти доходы, по мнению церкви, были необходимы для выполнения ее различных функций: поощрения семейной жизни, организации образования (до 1762 года), формирования морального облика, поддержки социального порядка, распределения благотворительности, ухода за больными, предоставления медитативным или неполитическим душам монашеского убежища от смятения толпы и тирании государства и привития разумной смеси страха, надежды и смирения душам, обреченным, в силу природного неравенства людей, на бедность, лишения или горе.
Все это, как утверждалось, делалось с помощью духовенства, которое составляло около половины одного процента населения. Их число сократилось с 1779 года,3 а монастыри находились в серьезном упадке. «Многие монахи, — говорят нам, — благосклонно относились к новым идеям и читали труды философов».44 Сотни монахов оставили монашескую жизнь и не были заменены; с 1766 по 1789 год их число во Франции сократилось с 26 000 до 17 000; в одном монастыре с восьмидесяти до девятнадцати, в другом — с пятидесяти до четырех.5 Королевский указ 1766 года закрыл все монастыри, в которых было менее девяти человек, и повысил возраст, разрешенный для принятия обетов, с шестнадцати до двадцати одного года для мужчин и до восемнадцати лет для женщин. Монашеские нравы были распущенными. Архиепископ Тура писал в 1778 году: «Серые монахи [францисканцы] находятся в состоянии деградации в этой провинции; епископы жалуются на их распутство и беспорядочную жизнь».6 С другой стороны, женские монастыри находились в хорошем состоянии. В 1774 году в 1500 монастырях Франции насчитывалось 37 000 монахинь;7 Их нравы были хорошими, и они активно выполняли свои обязанности по воспитанию девочек, служению в больницах и предоставлению убежища вдовам, девам и женщинам, сломленным в жизненной борьбе.