Выбрать главу

Кошкодевочка отчаянно затрясла головой.

— Просто талантливый человек. Жаждал творить, не хотел умирать.

— А почему ваять статую доверили именно ему? С прежним что-то случилось?

Чую, еще пара вопросов — и у девчонки оторвется голова. Вон как снова замотала…

— При транспортировке при загадочных обстоятельствах скульптура, сделанная мастером Вишневским, раскололась натрое. Тот обязался изготовить еще одну, но в этот раз требовал тройную цену. Говорят, мастер был обижен…

— А этот самый Гатичелли оказался сговорчивей некуда?

— Сам предложил свои услуги, взял многократно меньше. Вишневский оставил кучу критики относительно позы, взгляда, положения и анатомических подробностей изваяния, между творцами навсегда развязалась ссора. До самой смерти обоих.

Ириска разве что не лопалась от желания вставить словечко. Ничего, настанет сегодня и ее час…

— Я только не понимаю, как это поможет… ну, армия, деньги… оружие-наемники…

Кивнул — оно и в самом деле с моими замыслами связано не было.

— Хочу понять, что случилось со мной там, в парке. Что угодно, кроме солнечного удара.

— Зачем?

— Это связано с моими способностями, Инна. Если я не пойму каждую крупицу того, как быть ружемантом, это приведет к печальным последствиям.

Мой ответ ее удовлетворил.

Заскочили в прокатное агентство.

Гном, коренастый и на полголовы выше своих собратьев, предлагал модель подороже да поудобней. Но мы хоть и с деньгами, но пока не шикуем.

Ириска сказала, что машина перед нами — «Бык-14», гражданская модель. Двухдверная, небольшая, серого неприметного цвета. То, что надо.

Двигатель взревел, внутри салона пахло шампунем: владелец проката явно заботился о своих подопечных.

— Ин, можно вопрос?

Она вздрогнула — для нее это прозвучало глупо. С каких пор хозяин спрашивает разрешение?

— Ты же в школе учишься?

Вырулил на главную дорогу, чуть прибавил газу. Ириска прокладывала путь — голографической линией уходила вдоль пути, указывая дорогу.

Кошкодевочка призадумалась, внутренне сжалась, словно готова была провалиться сквозь землю.

— Если вам Тимофей Кондратьевич звонил, хозяин, то я просто не успела сочинение написать! А он мне — двойку!

Улыбнулся, спрашивал вовсе не о том.

— Сколько тебе лет?

Она опешила настолько, что сразу же ответила.

— Девятнадцать! Я знаю, что вы об отношениях Ефиславны и Ромуила еще в восьмом классе проходили, знать должна, но…

— Стой-стой-стой. Подожди. В девятнадцать лет в школе?

Она часто захлопала глазами, прежде чем ответить.

— Так ведь зверолюдям только пять лет назад в школу разрешили ходить, вы разве забыли? Я попросилась — вы сами и отпустили…

Действительно, СанСаныч же упоминал, что читать учил ее я сам.

Помолчали.

Машина выкатила с обычной дороги на премиальную. Едва заприметив наш автомобильчик, гаишник замахал палкой — на его памяти здесь ездили лишь на дорогих «Цесаревичах» да «Князьях», и тут я на своем лапте.

Старлей при исполнении отсалютовал, хоть и без охоты. Нахмурился, увидев торчащие из-под волос ушки Инны. Та сжалась. В общественных умах гуляла мысль, что прислуге в одной машине с хозяевами делать нечего. Ну и бред, ей-богу…

— Видел вас по телевизору, на награждении, — всмотревшись в мое лицо, отозвался гаишник. — В верхний город? Далее — к звездам?

Кивнул в ответ, улыбнулся, забрал документы назад. Инка вне себя от счастья. Глазенки кошкодевочки вспыхнули огнем. Дал ей время насладиться зрелищем. Коробки дешевых высоток сменились элитной застройкой. В глазах рябило от обилия белого, зеленого с вкраплениями ярких, оранжевых линий. Падающий свет играл на шлифованном кирпиче, обращая покрытие в блестящее золото. Фонтаны, статуи, плитка, выложенная буквально только вчера. Чернорабочие с допуском под стражей охраны — дабы не выкинули какой фокус.

— А мы сейчас куда?

— Поначалу — к Щебекиным. А там посмотрим, день не резиновый.

— К Щебекиным?

— Знаешь их?

Инна вместо ответа покачала головой.

— Есть для них предложение. Обменяемся услугами, заключим союз…

— Мяу, хозяин, но вы же собирались возвращаться… через несколько дней, мяу.

Кивнул. От слов не отказываюсь.

— Так и сделаю, но это не значит, что не вернусь. Вернусь и, возможно, с теми, кто поможет восстановить силу и авторитет дома Потаповых.

— Вы о тех самых девчонках?

— О них самых. Уверен, ты бы с ними быстро подружилась. А они могут тебя многому научить.

Девчонка умолкла, радостно кивнула. Жизнь с моим возвращением заиграла для нее новыми красками.

— А на бал… пойдете?

Ох и хитрая лиса! Спросила с пренебрежением, но страшно хотела бы пойти на него вместе со мной.

— Было бы полезно. Отложим прежние обиды до лучших времен, возьмем, что нам надо. Помнишь, я вчера просил тебя помочь?

— Мяу? Я думала, это сходить в библиотеки…

Отрицательно покачал головой. Нет, малыш, к сожалению, это только начало.

— Можешь рассказать историю нашего рода? Ту, что помнишь и о чем помнишь?

— Это долго, — Инна помрачнела, что туча. Кивая перед собой, ухмыльнулся.

— Впереди пробка. А так будет, чем занять время. Все лучше, чем молчать, правда?

Глава 4

На премиальной дороге затор. Пожалел, что поскупился на хорошую машину. В пробке лучше сидеть с кондиционером и радио, чем без нифига. Автомобильные гудки драли уши. Какого черта там впереди могло случиться?

Инка уселась поудобней, закатила глаза. Рада была бы закрыть окно, но нас тогда добьет жара.

— Я помню не так уж много, хозяин, мяу.

Хвост не давал ей покоя, не позволял сидеть ровно. Несчастная мучилась в извечном поиске удобной позы.

— Я не требую невозможного.

— Ваши родители меня котенком приютили. Вы разве не помните сами?

— Меня… оглушило в той последней стычке. Что-то помню, что-то нет. Врачи сказали, восстановлюсь через месяц, но у меня столько времени нет. А как понять, что в том сумбуре, который помню, правда или ложь, чтобы не опозориться на балу?

Кошкодевочке прибавилось волнения. Отчаянно желала заглянуть мне за шиворот, словно там притаилась жуткая рана. Выдохнула, немного успокоившись, сложила руки замком на груди.

— Ну, я помню вас, — она тотчас же довольно замурчала, — вы были добрым, хозяин!

— Учил тебя читать?

— И писать! — она обрадовалась, что эти воспоминания не сгинули.

— Это замечательно, но вряд ли кто станет спрашивать о таких мелочах. Как наш род оказался… в таком бедственном положении?

— После смерти вашего отца, хозяин. Вы…

Она умолкла, спрятала взгляд. Та-ак, понятно, дело касается моего поведения в прошлом.

— Говори. Лучше неприятная правда, чем сладкая ложь.

Она поддалась моему напору.

— Вы как будто с цепи сорвались. Ваша матушка хотела отказаться от моих услуг: стало непомерно дорого содержать, даже с ветеранской пенсией. А мне тогда совсем мало было, лет десять. И зверолюдей если на работу и брали, то только за еду. Не платили — запрещено было.

— А я, значит, бесновался?

Тот момент, когда стыдно за чужие дела…

Инка кивнула, по ней было видно, что не хочет вспоминать те времена.

— Стали драчливым, мяу. Забросили школу — говорили, что вас там колотят…

— И колотили?

— Случалось, хозяин. Вы же ружемант, это ни от кого не скрывалось. Вам ставили это в вину…

Чую, будь подростком, вел бы себя точно так же. Остается только принять себя таким, какой есть.

— Ты как на работе-то удержалась?

— Никак… выгнали меня. Мяу, но я не обижаюсь! — словно поймав себя на неположенном прислуге тоне, поспешила исправиться она.

— Продолжай.

— Вы все равно подкармливали меня, хозяин. Заступались за меня перед другими. Но денег у вашего рода в самом деле осталось мало. Подворовывали. По мелочам, но в милицию попадали…