Выбрать главу

После обеда на мотоцикле с коляской за мной заехал фельдшер Бырновского медпункта Григорец Григорий Емельянович. На лацкане его пиджака поблескивал рубином значок "Отличнику здравоохранения".

- Ого - подумал я, - Это как надо работать фельдшером, чтобы стать отличником здравоохранения. Алеша доктор, заместитель главного врача, оперирует на печени, делает резекции желудка, оперирует при переломах костей, а такого значка не имеет.

Тогда в моих мыслях значок "Отличнику здравоохранения" был приравнен к ордену.

Я взгромоздился на заднее сиденье мотоцикла. Григорий Емельянович спросил:

- Тебе больше нравится на сиденье сзади?

- Иван Федорович старше, пусть садится в люльку.

- Руденко уже поехал с Толей Крыжанским.

Толя Крыжанский (Анатолий Владимирович Крыжанский, товаровед Окницкого сельпо, жизнелюб, весельчак и выпивоха был сыном Крыжанского Владимира Исааковича, орденоносца, Почетного железнодорожника СССР. Знак "Почетный железнодорожник СССР" за номером 11 старому Крыжанскому вручил тогдашний нарком путей сообщения Каганович, чем Владимир Исаакович чрезвычайно гордился и часто рассказывал в компаниях и на торжествах по случаю праздников железнодорожников Окницкого депо.

- Тогда поехали!

Через минут пятнадцать мы уже были на озере. Расположилась вся компания под тремя вековыми ракитами, недалеко от вагончика, служащего сторожкой. Иван Федорович Руденко сидел на берегу, неотрывно глядя на поплавки своих удочек.

Григорий Емельянович сказал:

- Познакомься! Это главный зоотехник колхоза Владимир Николаевич Захарьев! Крыжанский Анатолий Владимирович... А вот и наш главный специалист - рыбовод Георгий Харлампович.

Затем Григорий Емельянович представил меня. Познакомились.

Рыбовод Георгий Харлампович ушел в дальний конец озера. Я подошел к рыбачившему доктору Руденко.

- Клюет? Иван Федорович!

- Пока ничего. Вряд ли что-либо сегодня возьмем. Так, ухи поедим, отдохнем, и домой. Георгий Харлампович даст по несколько рыбин.

- А уху из чего-то надо варить?

- Рыба у него поймана еще с утра. Хитер Жора. Никому не показывает, где прикормлена рыба. Карпов ловит на этом озере. Даже председатель не знает, где у него прикормленные места. Ершей и окуней берет в небольшом озере по ту сторону холма.

- Как же он ловит столько много?

- Ершей и окуней он ловит фаткой. Это несложно. Да и карпов, мне кажется, ловит тоже фаткой. Ни одной поврежденной губы. Пустит в садок и ждет гостей.

- Вы не знаете, где его прикормленное место?

- Никто не знает. И мне не показывает, несмотря на то, что в пятидесятых я лечил его от туберкулеза. Сколько раз пришлось ему поддувание делать! Думали, что не выкарабкается. А он вот жив и здоров. - Следить не пробовали?

- Как же? Сам полдня сидел в кустах за холмом со стороны Липника. Хитер!

Минут через пятнадцать вернулся Георгий Харлампович с небольшим садком, в котором трепыхались ерши и окуни. Я присмотрелся. Все окуни были уснувшие. Протянув садок Захарьеву, Георгий Харлампович вытащил из воды длинный садок, в котором было не меньше 10-15 килограмм крупного карпа.

- Видишь, я что тебе говорил? - тихо сказал Иван Федорович.

Сообща стали чистить рыбу. Ершей и окуней Георгий Харлампович не чистил. Вынимал жабры и вспарывал животы. Все внутренности вынимал и бросал, постоянно сопровождающей его, небольшой кудлатой дворняге. Вся шерсть пса была усеяна клубками репейника, свисающего по бокам и, казалось, оттягивающего хвост собаки до самой земли.

Подошел, оставивший в воде удочки, Иван Федорович. Стал чистить карпов. Рыбины были еще живыми, сопротивляясь, трепыхались в руках доктора. Он обездвиживал рыб уколом перочинного ножа у самого черепа. Рыба мгновенно переставала сопротивляться. Я вспомнил. Вот так на занятиях по биологии и физиологии мы обездвиживали подопытных лягушек. Только, нагнув пальцем голову, спицей разрушали спинной мозг.

Попробовал и я. У меня так ловко не получалось. Рыбы, казалось, начинали трепыхаться еще больше.

- Не так! - повернулся ко мне Иван Федорович. - Ножик должен быть острым. Втыкая разрезом поперек, конец лезвия направляешь к голове, еще чуть вкалываешь глубже и выворачиваешь острие к хвосту. Рычагом рвешь спинной мозг.

Я попробовал. Стало получаться несколько лучше. Но так, как обездвиживал рыбу Иван Федорович, я не научился до сих пор.

Георгий Харлампович обратился почему-то ко мне, скорее всего, как младшему по возрасту:

- Так что мы сегодня варим?

Я недоуменно пожал плечами:

- Уху.

- Как правильно варить уху?

- Сначала варим рыбу с луком, картошкой, потом добавляем коренья петрушки, морковь, перец... - Я запнулся.

- Рыбу лучше ставить в уху последней, когда сварились овощи. Картофель для ухи идет только рассыпчатый, - сказал Захарьев. - картошка в готовой ухе должна быть разваренной. Резать картофель надобно мелкими кубиками.

- А как резать лук? - не отставал от меня Георгий Харлампович.

- Наверное кольцами. А в принципе, какая разница.

- Разница большая. Лук тоже режут как можно мельче.

- Часть лука режут мелко. А одну-две луковицы варят в шелухе, - вмешался Иван Федорович Руденко. - И цвет ухи золотистый, и вкус с ароматом добавляет.

- Какая уха бывает вообще? - задал вопрос, молчавший до сих пор, фельдшер Григорий Емельянович Григорец.

- Бывает уха архиерейская, - ответил я. - Для этого в котелке часа полтора варят курицу, а лучше петуха.

Георгий Харлампович рассмеялся:

- Ну вот! Все как один заладили: - Архиерейская уха! Это уже не уха, а бульон!

- Кстати! - снова вклинился в беседу Руденко. - Кстати о котелке. В какой посуде лучше варить уху?

- В эмалированной?

- Правильно! Это на худой конец в эмалированной, как мы сегодня. Уха не терпит голого металла. Поэтому аллюминиевая посуда и чугунки не годятся! Появляется неприятный привкус. Идеальная уха варится в глинянном горшке. У Георгия Харламповича в сторожке есть глиняный горшок. После покупки он сам густо оплетает горшок отожженной проволокой. А в самом верху, у широкого горла вплетает, продетое по диаметру в цепь, металлическое кольцо. На цепи горшок подвешивается к треноге. Уха варится только открытой. Закипает на сильном огне, потом варят до готовности на слабом. Лучше всего на костре.

- Нам Георгий Харлампович может только показать свой горшок. А уху в нем варит только для председателя, когда тот приезжает с гостями из ЦК и из Москвы. В прошлом году ухой, приготовленной в глиняном горшке, угощали болгарскую делегацию.

- А в целом, - сказал Руденко, - уха бывает одинарной, двойной и тройной. Сегодня, как я понимаю, Григорий Харлампович угостит нас своей тройной ухой.

Георгий Харлампович в это время вынул из кастрюли, завязанных в марлю ершей, и приготовился опустить в кастрюлю с кипящей ухой окуней.

- Ершей и окуней не чистят, - подтвердил Георгий Харлампович. - Убираем жабры и кишки, хорошо моем. Варим с чешуей. Тогда навар такой, что губы слипаются.

- Кроме одинарной, двойной и тройной, уха бывает черной, белой и красной, - продолжил Иван Федорович. - Это зависит от породы рыб. Белая уха готовится из ерша, судака, щуки и окуня. Черная - из карпа, карася, красноперки и леща. Красную уху варят из форели, лосося и осетра.

- Рыба для ухи должна быть живой. - вставил Захарьев. - тогда и вкус лучше. Только надо много лука. Если рыба уснула, добавляют больше моркови и корень петрушки.

- Чтобы осветлить уху, надо взбить два яйца и тонкой струей выливать их в кипящую уху. Потом уху процеживают или, поднявшиеся нити яиц, убирают шумовкой.

- А я читал, - вклинился фельдшер Григорец. - что в конце варки в уху добавляют жир или сливочное масло.

- Это уже не уха, - поморщился Иван Федорович. - Это рыбный суп!