- Вы забыли о специях! - сказал, молчавший до сих пор Толя Крыжанский.
- Правильно! - сказал Георгий Харлампович. - Лавровый лист добавляют в конце, минут за десять до готовности ухи. Иначе в ухе появляется горечь. Специями увлекаться не стоит. Черный перец кладут в уху сразу. Если рыба уснувшая, перца кладут больше.
- Я учился во Львове. - заявил Захарьев. - Практику проходил в Закарпатье, у венгров. В уху они кладут столько красного перца, что все горит внутри еще два дня. А они хоть бы что! Чем больше красного перца в ухе, тем уха для них вкуснее!
- Я был с делегацией в Югославии. - сказал Толя Крыжанский. - Уху они варят с овощами, грибами, сладким перцем. Только лук там жарят, потом с жиром добавляют в уху. В готовую уху добавляют измельченный чеснок.
Иван Федорович снова поморщился:
- Зажарка, овощи, кроме картошки, это уже не уха. Как хотите. Это похлебка, суп.
- Мой однокурсник, тоже зоотехник, несколько лет работал на Кубе. Рассказывал, что пробовал чилийскую уху. К рыбе там добавляют креветок, а в конце добавляют сливки и выдавливают лимон.
- Уху на молоке или со сливками готовят и финны. - добавил Иван Федорович. Только повторяю: это не уха!
Георгий Харлампович вытащил из кастрюли окуней и положил карпов:
- Как закипит, так через пятнадцать минут уха будет готова.
Когда уха закипела, Георгий Харлампович, словно колдуя над кастрюлей, добавлял, постоянно пробуя, соль.
- Вот сейчас нормально, - вполголоса проговорил Георгий Харлампович.
Открутив крышечку, из небольшой баночки набрал чайную ложку сахара.
- Зачем? - Крайне удивленный спросил я.
- Чайная ложка сахара сообщает ухе неповторимый вкус. Сейчас оценишь! Но это еще не все! Сейчас увидишь...
Георгий Харлампович налил стопку "Столичной" и вылил ее в уху.
- Зачем? - Снова поразился я.
Иван Федорович тоном бывалого лектора сообщил:
- Водка в кипящей ухе большей частью испаряется. Но добавление водки полностью отбивает запах тины и улучшает вкус ухи. Некоторые вместо водки льют стакан белого вина и снова доводят до кипения.
Пораженный я несколько минут молчал. Тишину прервал Иван Федорович:
- Вот, Георгий Харлампович уже выбирает карпов.
Действительно, большой шумовкой, больше похожей на дуршлаг, рыбовод легко вытряхивал на широкую тарелку вареных карпов. Крупной солью слегка присолил рыбу. Сверху добавил давленный чеснок.
- Можно начинать!
Иван Федорович, разлив водку, поднял свою стопку:
- И все-таки, что главное в ухе?
И сам, отвечая на свой вопрос, продолжил:
- Главное в ухе - это компания нормальных людей.
Уха получилась отменной.
.................................................................................................
Нелегко, но не могу не рассказать о дальнейшей судьбе доктора фтизиатра Ивана Федоровича Руденко. Уже будучи на пенсии, похоронил супругу Ксению Игнатьевну. Через год, будучи в Кишиневе, встретил давнюю коллегу, тоже фтизиатра на пенсии. Как поется: "Вот и встретились два одиночества...". Оставив детям дом, перебрался в Кишинев.
Ружье оставил сыну, зато забрал с собой все рыболовные снасти. Как был, так и остался заядлым рыболовом. На рыбалку, больше летом, ездила и новая его супруга. Зимой ездил, в основном, на Комсомольское озеро. Однажды во время рыбалки в самом глубоком месте озера раздался скрип и, последовавший за ним, треск. Лед откололся клином. Иван Федорович провалился под лед. Помочь никто не успел.
Часа через два тело Ивана Федоровича вытащили водолазы - спасатели. Стали искать документы. В застегнутом внутреннем кармане нашли листок бумаги, заплавленный утюгом между двумя листами полиэтиленовой пленки. На плотном листке бумаги простым карандашом печатными буквами были написаны паспортные данные Ивана Федоровича, кишиневский адрес и телефон.
Секрет колхозного рыбовода
Моя производственная практика в Окницкой больнице подходила к концу. Оставалось чуть больше недели. С того памятного дня, когда я опробовал уху на Бырновском озере, прошло более двух недель. Тогда же брат договорился с председателем колхоза, и я практически ежедневно мог рыбачить на озере с одной удочкой.
Чаще всего я уходил с озера без рыбы. Бывало, попадались два - три карпа. Но чаще всего я, раздевшись, загорал на берегу, а то и просто лежал в полудреме под старой ракитой. Меня не оставляла одна и та же мысль: - Где Георгий Харлампович прикармливает рыбу?
Проходили дни. За две недели я успел не раз истоптать извилистый северный берег озера. Искать на южном берегу не было смысла, так как там уже была территория другого колхоза, объединявшего, как и сельский совет, два, переходящих друг в друга села: Липник и Паустово. Озеро, разделяющее колхозы, неизвестно кем, было названо "Дружба".
Я ходил на озеро пешком. От центра Окницы до берега "Дружбы" было чуть более трех километров. Если по полю я шел единственным проселком, то в Паустово я каждый раз выбирал новые улицы, знакомясь с небольшим селом. За две недели я успел узнать, что озеро лежит в русле так знакомой и с детства милой мне Куболты.
Сама Куболта начинается в двухстах метрах восточнее железной дороги небольшим родником на территории, работавшего тогда, кафельного завода. Там же Куболта образует небольшое, метров тридцать в диаметре, округлое озерцо. Протекая по северной окраине села, Куболта образует добрую дюжину разнокалиберных прудов, большей своей частью расположенных в огородах паустовчан. Тогда мне хотелось, чтобы в моем будущем огороде протекала Куболта и был небольшой, но глубокий пруд.
Часто, особенно перед дождем и во время полного штиля, рыба в озере не клевала совсем. Я бродил по берегу озера, стараясь реализовать, ставшей почти навязчивой, идею. Я не оставлял надежды найти место прикормки рыбы. Тех двух-трех карпов, которые обычно я приносил к брату, на ужин хватало с лихвой. Меня просто грыз червь неуемного любопытства.
Особенно внимательно я изучал западный берег северного, большого, самого обширного хвоста озера. Там ясно были видны узкие следы, оставленные колесами повозки. Следы в озеро входили прямо и так же прямо, словно с середины озера выходили. Одни следы были четкими. Были видны даже следы заклепок ободьев колес. Ясно, что это были следы, оставленные повозкой при заезде в озеро. Другие следы были словно размытыми, в колеях сохранился уже высохший, легко растираемый пальцами в пыль, озерный ил. Ясно, что следы оставлял, кормивший рыбу, Георгий Харлампович.
Я забрасывал удочку прямо по курсу колеи. Настороженно оглядываясь, забросил мою единственную донку на червя. Рыба не клевала.
- Хитер! - всплыли в памяти слова Ивана Федоровича Руденко.
Но надежды найти место прикормки я не оставлял. Убедившись, что нет свидетелей, я последовательно обловил весь северо-западный участок берега. Так я достиг места, где в западный хвост озера, вдавался узкий мыс. Мыс этот был остатком плотины старого, как говорили местные, малого озера. Потом, в полукилометре ниже по течению Куболты колхоз возвел новую, мощную плотину.
Старую плотины срыли бульдозерами, и старый пруд вошел в состав вновь образованного, площадью, по словам Георгия Харламповича, более четырнадцати гектар, озера. Глубина его по руслу Куболты у плотины в некоторых местах достигала 5 - 6 метров.
Достигнув самого выступа мыса, я забросил удочку. Через минут пятнадцать я вытащил карпа. Затем, словно отрезало. Я менял наживку, но поплавок лишь слегка начинал качаться, как маятник. Моей наживкой лакомились раки. Я перебросил удочку в левый заливчик. Поплавок казался застывшим.
Справа от мыса участок старого озера был занят густыми камышами, окружавшими небольшой заливчик, открытый к центру озера. Опасаясь задеть леской верхушки камышей, я забросил удочку через камыши в центр заливчика. Поплавок, погрузившись почти целиком, стоял вертикально. Ясно, что там глубже. Я решил передвинуть поплавок, опробовать и собираться домой. Сама поверхность воды не внушала доверия. Вода была мутной, по краю камыша тянулась белая нитка пены.