- Добре, добре... Товарищ Гончаренко вернулись?
- А бачите чеботы?
И точно: огромные, будто отлитые из чугуна сапоги висели возле двери Гончаренковой хаты. Так же неправдоподобно велик был окаменевший брезентовый плащ, еще сохранивший отпечаток тела хозяина.
Но больше, чем великанская одежда, удивил нас сам Гончаренко. Вместо богатыря рыбака мы увидели плешивого босого старичка, сидевшего на скамье возле печи. Голые пухлые ноги его были погружены до колен в лохань с горячей водой.
Увидев нас, Гончаренко смутился.
- Ревматизм наша болезнь, - сказал он заулыбавшись. - Лечусь вот.
Никак не походил на прославленного бригадира босой и ласковый старичок, скакавший перед нами, точно мальчишка, на одной ноге, чтобы не замочить половиц.
Мы разговорились, и мариуполец с места в карьер стал жаловаться на подвесные моторы, что пугают своим треском тарань. Гончаренко не возражал, но и не поддакивал гостю, вздыхал, гмыкал, подкручивал лампу и, наконец, предложил чаевать.
Пили долго. Хозяин о деле не спрашивал. "Сват" подмигивал мне украдкой, давая понять, как тонка и деликатна игра в свои козыри. Опытный сердцевед, знаток уловок тарани, он знал, как опасна поспешность.
Наконец, он начал издалека, точно подтягивая своими огромными багровыми ручищами сеть, полную рыбы.
- Скучная у вас, Григорий Максимыч, природа...
- Га? Скучная? А ничего соби, - благодушно сказал Гончаренко.
- Кажуть, воздух тут вредный... гнилой...
- Гнилой? А мабуть, и так.
Мариупольский "сват" плел разговор прозрачный и длинный, как невод, и только когда Гончаренко стал позевывать, была извлечена из шапки "пидманка" и приступлено к делу.
Гончаренко слушал молча, кивая головой каждому пункту. Видимо, чтение доставляло старику откровенное удовольствие. Он жмурился, посмеивался и все время подталкивал нас локтями.
- А ну, ще раз, - сказал он. - Як це там? Хата... Колодезь... Три бочки... Ступа...
"Пидманка" была зачитана снова. И счастье чтеца, что он не заметил ядовитой стариковской усмешки, гнездящейся в усах Гончаренко.
- Ну, так як же? - спросил мариуполец.
Хозяин вздохнул и подумал.
- Тонули у нас в позапрошлом году в страшенный мороз трое коней, сказал он негромко, - мабуть, слыхали? Кобылка и два меринка... В море тонули... Ой, тяжко ж гибла худоба! Колгосп молодый. Рыбаки новонаплывшие... Я в разводье с ножом. "Хлопцы, рижьте постромки! Хватай за гривки!" Так нет же, трусятся. Смотрят, як старик рачком по льду лазит.
- Ну, и що же? - спросил мариуполец.
И вдруг Гончаренко озлился.
- Как що? - закричал он стариковским застуженным тенорком. - А с кого десять часов ледяная корка не слазила? С меня или с вас? Нашли себе дядю... Мне ревматизм кость перегрыз.
Разобиженный, ощетинившийся, он долго фыркал в темноте, когда все улеглись спать. И, засыпая под мерные залпы прибоя, я услышал, как мариуполец пошел с последнего козыря.
- Григорий Максимыч, - прошипел он отчаянно, - кажуть, е у вас секретная рыбья карта. Вы же старый... продайте... Ей-богу, продайте.
- Карта не карта, а тезис могу одолжить.
- Нехай буде тезис, - сказал "сват" покорно, - абы рыба шла.
- Ну, так слухайте. - Он откашлялся и, точно диктуя, важно сказал: Моя куртка не от моря, от пота соленая. Шукать рыбу треба. Рыба красный флачок не выкидывает.
- Ну?
- Ну и все.
- Жадный вы человек, - сказал мариуполец с искренней грустью.
Я проснулся от стука и не узнал Гончаренко. Погруженный в тяжелые сапоги, накрытый, как колоколом, огромным плащом и зюйдвесткой, из-под которой торчали седые усы, теперь он, бесспорно, был флагманом рыбацкой флотилии.
Шагая на цыпочках, он снял со стены дешевый школьный компасик, повесил на шею пестрые варежки и вместе с мариупольцем вышел во двор.
Я быстро оделся и нагнал их среди огорода. Гремя плащом, Гончаренко рысцой спускался под гору. Рядом со стариком, сбиваясь с тропы на огородные грядки, шел высокий взлохмаченный "сват".
Они прошли через сад, затопленный запахом рыбы и мокрой коры, и направились к берегу. Ветер упал, и рыбаки уже стаскивали на воду плоскогрудые байды. У самого берега я услышал, как мариуполец прогудел над головой бригадира:
- Григорий Максимыч, так як же, вы ж уважаете сливы?
- Я все уважаю, - сказал Гончаренко сердито. - Все, кроме дурнив. Бувайте здорови.
Он прыгнул в лодку. Медленно развернулся сырой, толстый парус, и байда ходко пошла к Утиной косе.
Тут я заметил, что "сват" смотрит на меня нехорошо, с неприязнью, точно на пройдоху соперника.
- Чи вы не з "Красного хутору"? - спросил он тревожно.
- Нет... Я... инспектор.
"Сват" не понял шутки. Снял шапку и нащупал в подкладке "пидманку".
- Треба козу додаты, - сказал он упрямо. - Старики молоко обожают.
1935