1
РЫБЬЯ КРОВЬ.
-
И быть тебе за это, рыбой мерзкой, скользкой.
-
Обещали котом.
-
Недостоин!
Григорий Горин.
"Формула любви".
Пышнохвостые, золотые рыбки не спешно плыли по своим делам. Бутылочно-зеленая,
слоистая вода, увеличивала их в размерах, словно линза телескопа, и от того они казались
Пьеру, древними монстрами.
Когда-то давно, он наблюдал сих тварей в лондонском анатомическом театре при
Королевской Академии Наук.
В те давние годы, доктор Мосли, облачённый подобно масону в чёрный, кожаный фартук,
ловко препарировал Меченосца, показывая студентам измазанные кровью, крупные
внутренности. Пучеглазый самец беспомощно трепыхался под скальпелем. Широко
раскрывая рот, силился глотнуть воздуха. При каждом судорожном движении, его перистые
щитки - заслонки по бокам головы, приоткрывались, и Пьер видел склизкие, красновато-
серые жабры несчастного существа. Жабры отмирали, съеживаясь без воды с каждой
секундой всё больше.
Кровь, разлитая по мрамору стола, текла из желобов в чашу, поставленную суетливым
ассистентом неподалеку от грузного русского господина пожелавшего посещать лекции
профессора. Пьер морщился и вздрагивал, при каждом касании скальпеля. Со стороны
могло показаться, что это его холёное, белое тело кромсают на куски и выпускают по капле
кровь.
" Тогда я, верно, чувствовал себя рыбой. Полудохлой зловонной, жалкой рыбой. А теперь?
Кто я таков теперь"? - подумал он.
Икряная, оранжевая рыбина приблизила к Пьеру шершавую морду свою и слегка куснула в
губы. Граф Безухов вздрогнул, но не открыл глаз.
Рыбина отпрянула и, чиркнув по лицу плавником, подалась прочь.
" Кто их выпустил? Они все мёртвые…"
Внезапно ему на ум пришло, что рыба не может быть мёртвой.
"У рыб души нет.… Про человека приличествует говорить, что он мёртв. Рыба дохнет. Чаще
всего, на поварне, или, как в университете, под скальпелем. Без надежды на Воскресение. А
человек? Человек, восстанет из гроба в час суда, и будет держать ответ, перед Господом.
Каждый? И князь Василий тоже поднимется по зову труб Иерихонских? Зачем? Он
чудовище алчно пьющее кровь. Мою кровь. Я всё вижу, чувствую. И всё понимаю, но
воспротивится, нет сил, ибо я рыба. Потрошённая, скользкая рыба, не имеющая души.
Рыба, фаршированная золотом. На Саксонском фарфоре лежат куски меня. И все жадно
едят плоть мою при свечах.
Тысячу раз прав был Болконский, не для чего было бывать у Куракиных. Попал в омут. В
капкан. Душно мне здесь, ей богу муторно, и дна не видно. Да, есть ли оно это дно?
Будь всё трижды проклято! Чего ради, я приехал в Россию? Опиваться вином и
бравировать силой? Отец позвал. Глупости. Отцу не было до меня прежде никакого дела.
Граф Кирилл Владимирович, замазал блуд свой золотом. Надсмеялся над всеми ими, отдав
титул бастарду. Хотел натянуть нос князю Василию.
Князь Василий, поди, ж ты, ужом вывернулся, дочь свою под меня подложил. А я, пустил
слюни. Как же, Diana Marble. Нешто в Европе девок мало было? Или у этой ветрогонки,
поперек?
В обеих столицах шепчутся уже: "Ах, бедный, маленький Пьер… Вы видали диковину,
медведя с рогами?… Графиня Безухова, "выкинула" намедни, а от кого не известно. Очень
может быть, что от брата своего Анатоля. Не зря, отец хлопочет по гвардии. В деревни
услал сына. Женить стервеца собирается. Пьер то, по все дни в кабинете сидит трактат
сочиняет…. Ах, mijauree , какова?"
2
Сколь уж денег раздано, только бы, слухи пресечь. И всё зря, клокочет болото
проклятущее. Зависть людская хуже ржи въедливой. Всё истребит, подчистую дай, срок.
Стреляться разве с обалдуем этим. Или может и впрямь службы сыскать. В дипломаты
податься. Интриги Европейские распутывать?
Хотя, куда мне со свиным то рылом. Хорош дипломат, с женой совладать не может. Сиди
уж Ерёма дома, точи свои веретёна. Что на балах ёрзать, что в присутствие таскаться. Всё те
же лица кругом и рядом. К тому же, в министерстве говорят, потолки низкие, я им рогами
все люстры расколочу. Нет, определённо пришибу Анатоля, как есть "угроблю всмятку".
Какая тут к праху дуэль! Размажу, как клопа по паркету и вся недолга".
Пахнущая йодом, вода вокруг Безухова вдруг запузырилась, закипая, но тепла он нисколько
не ощутил. Скорее, напротив, от пенящихся, изумрудных столбов выраставших повсюду, и
так же, быстро лопавшихся с глухим, ватным звуком: "БООМ"! тянуло потусторонним
холодом. Потревоженные обитатели моря, почувствовав опасность, кинулись врассыпную.