Если я и сомневался в том, что умею драться, то все колебания развеялись, как только я шагнул, вслед за старостой, десятником и Давилой, в образованный празднично разодетой толпой круг. Все это было мне знакомо: и утоптанная сапогами земля, и восторженные вопли зрителей, и восхищенные взгляды ребятни. Манящие улыбки девушек, чьи сочные губы обещали победителю сладкую награду, а проигравшему — утеху и забвение. Наверное, в прошлой жизни мне приходилось часто выходить на арену, если ее звуки и запахи, запомнились четче, нежели многое иное. Я скользнул взглядом по раскрасневшемуся личику молодой девушки, потом немного полюбовался ее задорно выступающей грудью и улыбнулся в ответ. Девица чуть растерялась, потом прыснула смехом и закрылась по брови, расцвеченным вышитыми лилиями, шелковым платком.
Я только головой помотал. Надо же: за прожитое на мельнице время, даже не вспомнил о том, что на свете, оказывается, есть еще и такое диво… И не одно! Жадно выглядывая в толпе миловидные девичьи лица, я очнулся лишь после того, как господин Броун объявил результат подсчета:
— Ночной Ужас поддерживает тридцать пять монет! Давилу — двадцать четыре!
— И кто после этого станет сомневаться, что опупенцы не сроднились с харцызами? — толкнул локтем вбок старосту Нечай. — Видно, придется обо всем барону доложить. — И видя, как тот враз побледнел, продолжил весело. — Да шучу я, Броун, что ты в самом деле? Просто скоморох смазливее моего воина, вот ваши девки и бросили свои монетки в шапку. Охолонь чуток… — после чего вышел на средину площади и крикнул:
— Потешный бой начинается. Победителем будет считаться тот, кто останется на ногах, в то время, как соперник не сможет подняться. Так же, проигравшим будет признан тот боец, который нанесет своему сопернику серьезное увечье. Дополнительное наказание — полдюжины батогов и передача всех денег пострадавшему. Ну, а теперь бойцы — ваш черед!… Покажите удаль, да потешьте народ!
Давила и в самом деле имел большой опыт подобных забав, поскольку тут же стал мелкими шагами перемещаться по кругу, заставляя противника повернуться лицом к садящемуся солнцу. Но этот маневр меня лишь позабавил. В то время, как ратник вытанцовывал вокруг, стараясь незаметно сблизиться на расстояние удара, я занял центр круга и теперь, слегка прищурив глаза, лишь чуть смещался по линии атаки. Любой балаганный боец знает, что порой, особенно на ярмарках, за день приходиться мерятся силами с десятком, а то и более, желающих заполучить приз. И если не беречься, выкладываться в каждом поединке, то до вечера с ног свалишься не то что от меткого и увесистого удара, а от простой усталости. Поэтому, оставляя за противником право нападать, знающий боец всегда сводит количество собственных передвижений до самой малости. Со стороны это выглядит тоже достаточно живописно: злобная собачонка пытается укусить солидного сторожевого пса, но, чтоб не напороться на острые клыки, носиться вокруг него с громким лаем. И напасть боится, и отойти ума не хватает… Ведь тот, кто больше суетиться, всегда кажется менее уверенным в себе.
Наградой, за такое поведение, Давиле вскоре стали смешки и колкие прибаутки.
— Куси, его, куси!
— Ату, харцыза!
— Что ты топчешься, как петух подле курицы? Вона, он прям перед тобой стоит!
— Окликни его, Ужас! Видишь, стражник заблудился, найти тебя не может!
И вперемешку с этими выкриками, дразнящий и насмешливый женский смех. Особенно ярящий кровь и туманящий мозги. Сбившись с шага, Давила как-то неловко переступил ногами и едва не потерял равновесие. Подобная неуклюжесть стражника была встречена новым взрывом хохота, от чего тот весь раскраснелся и, позабыв о защите и иных премудростях, почти прыгнул к противнику.
Я помнил о наставлениях Лукаша, но зрелищность лучше демонстрировать с противником уже почти побежденным и обессиленным, а не разъяренным и пылающим жаждой свалить тебя с ног одним дюжим ударом.
Я сместился чуть влево, пропуская мимо тяжелый кулак Давилы, увлекший за собой все тело соперника, быстро нанеся ему два удара костяшками напряженных пальцев по подставленному животу. Не сильно, но точно и болезненно. Стражник сдавленно охнул от острой боли и, изгибая корпус, попытался дотянуться до меня левой рукой, но я уже отшагнул в сторону и был недосягаем. А Давила аж задохнулся от пронзительной боли в боку, но совладал с собой и еще ретивее бросился на соперника.