Гладила подбежал так быстро, как мог. Похоже, мое владение оружием произвело на ратника надлежащее впечатление. Эх, кабы мне кто сказал, лет пятнадцать тому, что я окажусь в средневековье, — посещал бы фехтовальный зал не два раза в неделю, а каждый день.
— Слушаю, господин сотник?..
— Разузнай у пленниц, все ли здесь. Что-то не вериться мне, что в такой большой деревеньке всего три девицы было.
— Уже бегу, господин сотник, — десятник развернулся кругом, но в это время Добрило, воин из первой десятки, подвел к нам зареванную девушку, кутающуюся в скудные лоскуты того, что осталось от ночной рубашки.
— Это Леля. Повтори господину то, что мне сказала.
— Ушли они… — всхлипывая и дрожа всем телом, поведала хуторянка. — Нас троих этим на потеху отобрали… а остальных девушек увели. Больше ничего не знаю...
Полонянку так трясло, что я поспешил сунуть ей флягу. Да и то Добриле пришлось помочь напиться, а то бедняжка сама не управилась бы.
— А теперь говори толком, — попросил я ее. — Сколько харцызов ушло с остальными пленницами? Куда? Как давно? Ты же сама понимаешь, что ожидает твоих подруг, если мы их не нагоним и не отобьем?
— Да не знаю я! Много ли с завернутым на голову подолом увидишь?! — вскрикнула та неожиданно зло и вновь разрыдалась.
— Успокойся! — прикрикнул на нее Гладила, бесцеремонно встряхнув за плечи. — Ты уже на воле, худшее позади. А остальных нам где искать? Сгинут же, дура!
— Вон в ту сторону они ушли, господин сотник… — указала, подошедшая к нам миловидная девушка, кутаясь в большой платок. Тоже с мокрым от слез лицом, но гораздо лучше владеющая собой. — Леля правда ничего не знает, ее первую в круг потащили… А меня Угрюм при себе оставил, вот я и видела все. Разбойников ушло не очень много. Старший ихний, которого Медведем называли, все с атаманом ругался. Говорил, что нельзя так близко от хутора на ночлег становиться. Советовал подальше уйти. Но Угрюм ничего не хотел слушать. Согласился только отпустить с Медведем его десяток и разрешил увести остальных пленниц подальше, для сохранности. Мол, хлопцам, на эту ночь и троих хватит… А там видно будет.
— Зовут тебя как, милая? — спросил я, подав знак десятнику собирать людей.
— Калинка… — неожиданно покраснела та и потупилась.
— Если нагоним харцызов, подруги тебе в ноги поклоняться, Калинка, — сказал я вполне серьезно и распорядился. — Гладила, пошли троих к хутору, пусть пригонят лошадей и ждут нас здесь. Огонь поддерживайте поярче, чтобы издали виден был. Добрило, останься с пленницами. Если что случиться, орите изо всех сил… Остальные — за мной! — и побежал в указанном девушкой направлении. Надеясь, что десяток Медведя воспринял, поднятый стычкой шум за отголосок оргии.
Но на этот раз судьба оказалась к нам менее благосклонной. Когда, спотыкаясь и налетая на совершенно неразличимые во тьме кусты и деревья, мы набрели на следующую полянку, с еще дымящим кострищем, никого там не застали.
Ушлый и осторожный Медведь увел своих людей вместе с пленницами дальше. И когда забрезжит рассвет, позволяя нам продолжить погоню, его отряд уже будет слишком далеко. Увы, как бы мы не торопились — харцызы успеют к Проходу раньше… Больше никого спасти не удастся.
Сорок убитых разбойников, из них около полтора десятка уложенных собственноручно, и три спасенные девицы — итог моего первого ратного дела в этом мире. Результат не идеальный, но вполне достойный. А значит, и шанс отвоевать место под солнцем, вполне реальный.
Размышляя над этим, я вернулся к месту первой стоянки, взял у десятника порцию жареного мяса, присел подкрепиться под деревом и, глядя в огонь костра, даже не заметил, когда уснул.
Глава 35
— Простите, уважаемый, здесь продается славянский шкаф?
Эта расхожая и уже ставшая анекдотичной фраза из старого, еще черно-белого фильма «Подвиг разведчика», так точно соответствующая недавним размышлениям, заставила меня возмутиться.
— Подслушиваете чужие мысли, господин Арагорн?
— Вы, Игорь, думайте не так громко, — парировал мнимый академик, выходя из-за пламени. На сей раз он был одет сообразно эпохе, в камзол, плащ, зауженные штаны и высокие ботфорты. Все идеально белого цвета, с неброской вышивкой серебром. Въедливое клише. Как в первых американских фильмах, чтобы зритель не перенапрягал извилины. Все хорошие парни носили белые шляпы, плохие — соответственно, черные. — Или прикажете уши затыкать, пока вы о бренности мирского бытия размышлять изволите?
— А вы, господин профессор, ушами мысли воспринимаете?
— Действительно интересуетесь анатомическими подробностями божественных существ, или так треплитесь?