Кудесников и виду не подал, что его интересует услышанное. Он только слегка замедлил шаг перед дверью на улицу и нетерпеливо уточнил:
– А кого, кого за подштанники-то?
– Думаю, племянника своего, Димку, – высказал предположение Николай Петрович. – Тот еще фрукт. Его в городе не любят: дрянь, а не человек. Скандальный, вечно участвует в каких-то митингах, лежит на рельсах, голодает в знак протеста против всякого произвола, и его в ментовку забирают. А дядя, вишь ли, выручай! – Николай Петрович остановился на пороге своих владений: на улицу ему идти было не с руки. – Вот и рванул Константин Николаевич туда. Шофер прямо с места как дал... В общем, уехали... – Кудесников занес правую ногу над порожком. – На Рябиновую... – Кудесников ногу опустил.
– Да ладно, – пренебрежительным тоном заметил он, поворачиваясь к портье лицом. – Откуда тебе знать, что на Рябиновую? Тебе так и доложили?
– А че мне докладывать, когда я раньше там жил, – в голосе Николая Петровича проскользнула досада. – На месте моего родного дома теперь супермаркет стоит. Там латиноамериканцы всем распоряжаются, – пробормотал он. – По крайней мере, выглядят они как латиноамериканцы.
А рядом, в пятиэтажке – Димка Гречишников проживает, в однокомнатной с балконом. Он на этом балконе постоянно дрянь какую-то вывешивает – то плакаты, то флаги непонятных организаций, то идеологически вредные подштанники с фотографиями видных деятелей на заду.
– А лет сколько племяннику?
– Лет двадцать шесть, кажись. А зачем вам?
– Интересно, – ответил Кудесников. – Даже приятно. Оказывается, у руководителей города те же проблемы, что и у простых смертных. Значит, пятиэтажка, говоришь? Какая – слева или справа от магазина?
– Рябиновая, дом восемь, квартира пять, – быстро подсказал Николай Петрович. – Мой старший брат с ним в одной футбольной команде был. Дружили они... раньше. А сейчас с Димкой никто не дружит. Одиночка он, как есть.
Сыщик сел в машину и отправился на пресловутую Рябиновую улицу, благо дорогу туда он уже знал. Он еще не думал, как подступиться к Гречишникову, но поговорить с ним было просто необходимо. «Сдается мне, – думал Арсений, – что племянник Лебедева имеет некоторое отношение к Роману Сливке. А заместитель мэра и Сачков об этом знают». Информацией о том, состоит ли Гречишников в какой-нибудь неформальной организации, в секте или в кружке, портье, к разочарованию сыщика, не располагал.
Позже Кудесников не мог объяснить самому себе, почему он тогда не замаскировался – не надел свой паричок, не вставил фальшивые зубы, супинаторы в ботинки... Поддался порыву и поехал как был. Без труда отыскал нужный дом, нашел нужную квартиру и долго стоял под дверью, прислушиваясь. Звуков ссоры слышно не было – вообще ничего не было слышно, и он как раз раздумывал, звонить ли в квартиру. Или все-таки Лебедев внутри? Если заместитель мэра увидит его здесь, случится нехорошее. «Я, конечно, мастер по части выкручивания из неприятностей, – думал Арсений, – однако в данном случае потребуется не мастерство, а скорость».
В то время как он размышлял, соседняя дверь приоткрылась и оттуда высунулась голова в бигуди. Бигуди лежали на голове плотными рядами и напоминали футуристический шлем. Носившая его пожилая дама сдвинула густые брови и строго спросила:
– Опять будете пикет организовывать?
– Нет, – заверил ее Арсений. – Я, собственно, совершенно по другому делу. По поводу неформальной организации, – наобум ответил он.
– Тогда идите в клуб, – посоветовала или, вернее, даже приказала голова. – Они там репетируют.
– Кто это – они?
– Как кто? Поборники справедливости.
– Это что, общество так называется? – Кудесников решил, что здесь он получит новую информацию, причем совершенно бесплатно.
– Сброд они, а не общество. А если их в Дом культуры и пускают, то только из-за Димкиного дяди. И то – какой он там дом? Сарай, да и только. Артистов теперь в новый возят, а этот скоро рассыплется.
– А как мне его найти? Дом культуры?
– Вон он прям за супермаркетом, – пояснила дама и злорадно добавила: – На задворках.
Кудесников поблагодарил ее, вышел на улицу и мгновенно сориентировался на местности. Не прошло и десяти минут, как он уже подъезжал к Дому культуры, где надеялся отыскать Гречишникова. Машины заместителя мэра с меланхоличным шофером поблизости видно не было – уже хорошо.
Здание действительно оказалось старым, и пахло в нем тленом и гнилым деревом. Арсений открыл большую дверь, гулко захлопнувшуюся за ним. В мрачном холле, выложенном плиткой, никого не было. Кудесников аукнул – безрезультатно. Тогда он решил отыскать зал: по его разумению, все репетиции должны происходить на сцене.
Из обшарпанного фойе в зал вели два входа, дверь одного из них оказалась приоткрыта. У Кудесникова по спине прошел холодок. Стараясь ступать тихо, он приблизился и заглянул внутрь. Зал был темен. Длинные ряды кресел казались грядами холмов, между которыми зияли черные бездны. Зато на сцену из-под потолка лился жиденький свет, окрашивая ее в грязно-желтый цвет.
На сцене стоял молодой человек – худой и узкоплечий, с шапкой кудрявых волос на голове и довольно длинными баками. Круглые очки на унылом лице делали его похожим на замученного учебой студента. В руке он держал щетку, которой энергично чистил плюшевый занавес, даже издали казавшийся несвежим.
– Ау, – позвал Кудесников, не особенно повышая голос, чтобы не напугать энтузиаста. – Вы Дмитрий Гречишников?
Тот опустил щетку и повернулся на голос. Во всем его облике читалось раздражение.
– И что вам, идиотам, постоянно нужно? – устало спросил он. – Отстаньте от меня.
– Да я, в общем-то, еще и не приставал, – весело откликнулся Кудесников, приближаясь по центральному проходу к сцене. – Меня зовут Арсений, и я пришел спросить о Романе Сливке.
– О, черт! – Гречишников отбросил щетку, и она поскакала по полу, издавая оглушительный грохот. – Я тут ни при чем, уже устал говорить! Я не видел его черт знает сколько времени! Ему все у нас не нравилось – иерархия, наши еженедельные отчеты, доверительные беседы... Я не знаю, какого черта он поперся на Рябиновую улицу и кто его грохнул!
– Не нужно волноваться, – успокоительным тоном сказал Кудесников, мгновенно поняв, что человек этот неуравновешен да и вообще находится на грани срыва.
Речь его была торопливой, захлебывающейся, а тон – определенно злобным. Он зыркнул на Кудесникова и скрылся за кулисами – левая половина занавеса заволновалась, играя складками.
– Эй! – крикнул Арсений, испугавшись, что этот тип сейчас улизнет через какой-нибудь тайный ход, а он сам снова останется один, да еще с кучей вопросов. – Подождите, я хочу вам помочь. Я могу вам помочь! А вы можете помочь мне!
Говоря это, Арсений добрался до лестнички, ведущей из зала на сцену, и взбежал по ней наверх.
– Дмитрий, вы где?
В ответ раздался короткий вскрик, как будто Гречишников обо что-то ударился или споткнулся. Занавес закачался с новой силой. И в этот миг из холла донесся сильный баритон Константина Лебедева:
– Дима, это я! Дима! Где ты, бестолочь? Немедленно сюда! Ты слышишь меня?! Еще одного твоего медиума порешили – ножом в живот! Сейчас сюда за тобой милицейские примчатся.
– Кого убили? – вырвался у Кудесникова вопрос.
– Панову, а ты думал кого? Дима! Что, трудно два шага пройти? – Кажется, Лебедев был уже возле двери в зал.
Кудесников немедленно нырнул за волнующийся занавес и вдруг увидел, что тот закручивается с изнанки примерно так, если бы внутри его образовался таинственный вихрь. Не успел он понять, что происходит, как из этого плюшевого вращения прямо на него вывалился Гречишников с бумажным лицом и глазами, которые, кажется, собирались выпрыгнуть из глазниц. Рот у него был разинут в немом крике.