«Игра, основанная не на универсальной, общепринятой для всех логике, а на индивидуальных оценках и суждениях, – вот характернейшая особенность творчества Чигорина.
Полагаться на собственные мнения и поступать соответственно этому, значит – дерзать, и творчество Чигорина в области дебюта может служить образцом для шахматных мастеров, и они пытаются соединить боевую логику Стейница с дерзаниями Чигорина. В Советском Союзе сохранились традиции Чигорина», – подытожил свою мысль Ласкер.
Своеобразной общественной заслугой Ласкера – правда, далеко не сразу оцененной шахматным миром, – было то, что он своим авторитетом поломал нелепую систему ставок, о которой я уже рассказывал и которая низводила шахматных маэстро до уровня боевых петухов или скаковых лошадей. Новый чемпион мира впервые в истории шахматного спорта стал требовать твердый гонорар за свои выступления, – и не в качестве победителя, а независимо от исхода соревнования.
Однако суммы гонораров, требуемые новым чемпионом мира, казались «с непривычки» настолько большими, что часто расценивались общественностью и печатью либо как рвачество, либо как желание уклониться от матчевой встречи с опасным противником под предлогом необеспечения им финансовой базы – отгородиться от него «золотым валом».
Ласкер в ответ на нападки твердо защищал в печати свою точку зрения таким образом:
«Я был готов играть матч с любым претендентом, лишь бы только шахматный мир пожелал видеть этот матч и готов был подтвердить это желание не только словами, но и жертвами со своей стороны. Я отнюдь, конечно, не желал быть объектом эксплуатации. Мне угрожала участь шахматистов, которые либо умирали с голоду, как Кизерицкий, Цукерторт, Мэкензи, либо, подобно Пилсбери и Стейницу, попадали на общественное призрение и, опустившиеся, в душевном расстройстве, кончали свою жизнь в больнице. Я готов был отдать мое искусство и мысль шахматному миру и тем оживить его, содействуя прогрессу игры, но я требовал, чтобы он взял ответственность за это и нес ее до конца. Конечно, мне возразят, что шахматы не могут быть профессией. Но миллионам шахматистов, разыгрывающих опубликованные партии маэстро, учась на них и получая духовное наслаждение, не следовало бы держаться такой точки зрения. Опираясь на подобные аргументы, музыкальный мир мог бы лишить куска хлеба профессиональных талантливых музыкантов, что, конечно, было бы явной несправедливостью. Только те, кто всецело посвящают себя определенному делу, могут дать что-нибудь великое в этой области. Нельзя требовать от творчески одаренных шахматистов, чтобы они имели побочную профессию, ибо в таком случае они только разбросали бы свои силы и время и не развили бы своих способностей до мастерства ни в той, ни в другой областях».
Жизнь и последующее развитие шахматного спорта доказали абсолютную правильность высказываний Ласкера по этому вопросу. Но, к сожалению, первая же его попытка поломать систему ставок в пользу твердого гонорара ударила именно по Чигорину.
Когда чемпиона мира во время упомянутого его приезда в Петербург в январе 1897 года спросили, согласен ли он сыграть матч с Чигориным, Ласкер ответил, что не раньше осени и при гонораре в четыре тысячи рублей. Ясно, что ни сам Михаил Иванович, ни Петербургское шахматное общество не могли обеспечить такой, по тогдашним понятиям, огромной суммы. Московскому же промышленнику Бостанжогло, финансировавшему матч-реванш Стейниц – Ласкер, надоело разыгрывать из себя мецената, а сам он был глубоко чужд интересам русского шахматного движения, которому матч Ласкера с Чигориным, независимо от его исхода, принес бы большую пользу.
Ввиду невозможности обеспечить такой гонорар и расходы по приезду и пребыванию чемпиона мира в Петербурге Ласкеру предложили сыграть с Чигориным матч по телеграфу из двух партий. Чемпион мира потребовал полторы тысячи рублей гонорара. На этом как будто поладили, но спустя некоторое время выяснилось, что и таких денег собрать не удастся.
Веры в успех Чигорина в новой борьбе за шахматную корону уже ни у кого не было. Плохое впечатление произвело и то, что во время этих переговоров была организована показательная партия Чигорин – Ласкер, кончившаяся поражением Михаила Ивановича. Он со свойственным ему иногда упрямством применил тот же неудачный вариант гамбита Эванса, которым уже проиграл партию Ласкеру в петербургском матче-турнире, и снова быстро попал в худшее положение.