Кто ей запрещал так обращаться с книгами – бабушка или кто-то другой? Ведь бабушка не большая охотница до чтения.
– С чего я вообще разволновалась? – вслух спросила Полли. – И где вторая фотография, та, которую я украла?
Ее охватило лихорадочное чувство потери – навалилось с неодолимой силой, даже слезы на глаза навернулись. Откуда у нее вдруг взялись воспоминания, не имеющие отношения к фактам?
– Предположим, когда-то это были факты, – сказала себе Полли, так и не выпустив книгу из рук.
Она с детства любила строить всякие предположения, а потом делать из них далеко идущие выводы. Вытравить эту привычку не удалось и к девятнадцати годам.
– Предположим, – продолжала Полли, – я действительно вроде героя этого рассказа и случилось что-то такое, отчего мое прошлое стало другим…
Вообще-то, все эти логические выкладки Полли затеяла ради того, чтобы отвлечься и успокоиться: она хотела загнать поглубже непонятную беспричинную тревогу, которая все тлела и разгоралась. Но тут в самой гуще тревоги вспыхнул огонек убежденности. Прямо как те четыре – или больше – фигуры на фотографии, что вдруг возникали за стеной пламени. Полли подняла глаза, будто рассчитывала увидеть их и сейчас. Нет, на снимке были просто кусты в живой изгороди, немного похожие на людей. Огонек убежденности тоже потух. Однако он оставил в душе Полли смутное, но неотвязное подозрение: да, в прошлом и правда что-то изменилось, а все потому, что сама Полли совершила какой-то ужасный проступок.
Только вот выяснить, что именно изменилось, видимо, невозможно. Прошлое Полли представлялось плавной чередой полузабытых, ничем не примечательных событий: школа и дом, радости и неприятности, друзья и развлечения, – а еще почему-то замаячило воспоминание о том, как она пила чай с поджаренными на огне гренками, с которых капало масло. Кроме несуразицы с книгой, не было ни одной зацепки, ни малейшего намека на что-то необычное.
– Ничего не случилось, вот и вспоминать нечего, – сказала себе Полли, стараясь настроиться на философский лад. – Нельзя же найти зацепку, если ее нигде нет!
Эта мысль почему-то напугала ее. Полли сжалась в комочек, придерживая книгу повлажневшей ладонью и позабыв, что грязные туфли пачкают покрывало, а на полу стоят открытые чемоданы, и принялась перебирать свои удручающе заурядные воспоминания: городок в Котсуолде, Лондон, почему-то ярмарочные палатки, потом конь…
– Ерунда! Не знаю я никаких коней! – воскликнула Полли. – Нет, так дела не делаются. Надо вернуться туда, где все еще не началось или, наоборот, началось, и оттуда идти.
Сколько ей тогда было? Десять? Чем она тогда занималась? С кем дружила?
С кем дружила… Вот! Из глубин девятилетней давности выплыло лицо Нины – некогда лучшей подруги Полли. Толстушка и глупышка Нина. Бабушка прозвала Нину перезрелым бананчиком. А Полли так обожала Нину, что ни за что не хотела ехать без нее в тот первый раз к бабушке, и та согласилась взять к себе обеих. Наверное, это было примерно тогда же, когда родители Полли впервые заговорили о разводе. И когда Полли зачитывалась толстой книгой под названием «Герои», еще бабушкиной.
Тут Полли подняла голову. – Похороны! – ахнула она.
2
Вы все, чей шелком шит подол,
А косы – льна светлей,
Не смейте бегать в Картерхолл —
Там молодой Тэмлейн.
В то время те, кто плохо знал Полли, могли подумать, будто она выбрала Нину себе в подруги, чтобы выгодно смотреться на ее фоне. Нина была рослая толстушка в очках, с короткими кудряшками и привычкой хохотать взахлеб. А Полли, наоборот, хорошенькая и миниатюрная, а больше всего ее красили роскошные длинные светлые волосы. На самом же деле Полли отчаянно завидовала Нине – и ее внешности, и повадкам отважной девчонки-сорванца. В те дни Полли старалась съедать по пачке печенья в день, лишь бы растолстеть, как Нина. И усердно, часами терла глаза, мечтая заработать себе очки – или, по крайней мере, добиться, чтобы глаза стали заплывшими, красными и мутноватыми, как у Нины без очков. Когда мама не разрешила Полли коротко подстричься, как Нина, Полли долго плакала. Она терпеть не могла свои волосы. В первое же утро у бабушки она с особым удовольствием забыла их расчесать.