Наконец, постели оказались постелены, и мать позвала девочек спать.
Волков тоже встал, но, прежде чем подняться в опочивальню к жене, остановился перед Бригитт Ланге.
– Потерпите немного, поспите пока с моими племянниками, – сказал он ей. – Скоро построят дом, и у вас будет комната.
Она даже, кажется, испугалась такого внимания. И, улыбаясь смущенно, отвечала:
– Господин, не стоит вам волноваться из-за меня. Я могу и на лавке спать, мне не впервой.
Он только кивнул, ничего не сказал больше, пошел наверх, в спальню.
Жена еще не спала, лампа с ее стороны кровати горела. Элеонора то ли читала, то ли делала вид, будто читала книгу, и теперь смотрела на кавалера недобрым взглядом.
– Отчего вы, госпожа моя, не в радости?
– Отчего же мне быть в радости, если живу я, как холопка, не в покоях, а в хлеву каком-то.
– Потерпите, я дом велел строить, – сказал кавалер, стягивая сапог.
– Надумала я, – ответила ему Элеонора Августа, – что, пока дома у меня подобающего не будет, к себе я вас допускать не стану.
– Отчего же так? – усмехался кавалер, снимая панталоны.
– Оттого, что детям моим в таком доме рождаться не должно! – заносчиво сказала жена.
– А теперь, госпожа сердца моего, – начал он, залезая к ней на кровать, – запоминайте, что я вам говорю. Брать я вас буду когда хочу и где хочу, потому что право это мое, данное мне Господом и батюшкой вашим. Вас не силком под венец вели, и Церковь мое право освятила.
Он откинул перину, схватил жену за ноги и рывком подтянул к себе, она только вскрикнула от испуга. А он спокойно продолжал, задирая ей подол рубахи, она снова была похожа на лягушку, что валяется кверху брюхом:
– А рожать вы будете там, где получится. Хоть в шатре, хоть в этом доме, хоть в обозной телеге. Знали вы, за кого шли. Знали вы, что выходили вы замуж за воина, а не за сеньора или вельможу придворного. – Она хотела что-то ответить, но он ладонью закрыл ей рот: – Молчите и подчиняйтесь!
Следующий день был полон хлопот, в последний момент выяснилось, что многие телеги плохи и что на те телеги, которые хороши, лошадей здоровых не хватает, а еще что людей будет меньше рассчитанного. И что лодок столько, сколько нужно, нанять не удалось. Да и те вроде как соглашаются, но хотят знать, куда им плыть и что возить. А говорить лодочникам о том было нельзя. Приходилось врать.
Вопросов появилось много, все нужно было решать. Только к вечеру приехал Бертье и сказал, что дороги, по сути, нет, но он проведет груженый обоз от юга, от рыбацкой деревни, до Эшбахта.
Офицеры разошлись к людям своим. Максимилиан, Увалень и Сыч стали носить доспехи и оружие в телегу, понесли ящик с драгоценным доспехом и штандарт Волкова.
Госпожа фон Эшбахт за ужином слова не произнесла, только косилась на людей, что сновали по ее дому, таская секиры, доспехи и алебарды. Как будто все это ей неинтересно. Она только переговаривалась тихо с госпожой Ланге. И та наконец отважилась задать кавалеру вопрос, как будто от себя, но понятно было, что главным заинтересованным лицом тут была Элеонора.
– Господин кавалер, – заговорила Бригитт вкрадчиво, даже стесняясь, – дозвольте задать вам вопрос.
– Конечно, госпожа Ланге, спрашивайте.
– Видно всем, что собираетесь вы и люди ваши куда-то. Может, скажете, куда? К чему такие приготовления?
– На охоту едем.
– Когда же?
– В ночь едем.
Элеонора что-то прошептала подруге. Бригитт кивнула и продолжила расспросы:
– А к чему вы берете столько оружия? И, кажется, доспех тоже.
– Зверь большой, – ответил кавалер.
Его жена фыркнула:
– Уж не на дракона собираетесь охотиться, господин мой?
– Именно, – улыбнулся он.
Сестра и дети, что сидели за столом с ними, вытаращили глаза, а маленькая Катарина тихо спросила у матери:
– Так господин идет убивать дракона или еретиков бить?
– Тихо, Катарина, молчи, – отвечала ей мать. – Не смей лезть в разговоры взрослых.
Но девочка не удержалась, сползла с лавки, когда мать отвлеклась, и под столом доползла до дяди. Тут вылезла и спросила: