– Не знаю, не сказали мне ничего.
– Когда уехала?
– Так вы уехали в ночь, а она наутро поднялась.
– Ничего не сказала?
– Нет, сидели они с госпожой Бригитт, весь вечер шушукались, а утром ни свет ни заря поднялись и уехали.
Тут стал он злостью наливаться. Не понимал, как жена его осмелилась на такое. Как смогла без мужа, без сопровождения, без разрешения из дома отлучиться. Дом бросила, без господского глаза оставила. Чувствовал Волков, что начинает ему докучать своеволием своим эта графская дочь. Мало, мало у него голова болела из-за герцога и из-за горцев, так теперь еще из-за бабы этой непутевой покоя не знать.
– Мыться, одежду чистую! – сухо велел он Марии.
– Сейчас, господин, делаю, только подождать придется, пока воду наношу да очаг разожгу.
– У тебя целый двор дармоедов – у забора сидят праздные, разговаривают. Пусть они носят, ты одеждой займись.
– Они меня не слушают, господин, говорят, что у них своя хозяйка есть, и она им указ, а не я, – говорила Мария, хватая ведра.
– Стой! – мрачно произнес Волков.
Она остановилась в дверях.
– Что?
– Так и говорят, что у них хозяйка своя есть? – медленно переспросил он, идя к своему креслу.
– Ну, всякое говорят, – отвечала Мария нехотя, понимая, что лишнее сказала.
– Не выкручивайся, отвечай! – Он сел в кресло, вытянул ногу, положил ее поудобнее и стал поигрывать эфесом меча, крутя его. – Рассказывай, что они тебе говорили.
– Ну, говорили, что я им не указ, что они слушаться будут только госпожу. Как госпожа повелит, так они и сделают.
– Увалень! – позвал кавалер, а у самого лицо словно из камня.
– Тут я, господин, – сразу откликнулся тот. Здоровяк сидел на лавке возле самого входа и встал, как только его окликнули.
– Всех дворовых сюда, немедля! – приказал Волков тоном, от которого даже у Максимилиана мурашки по спине побежали, а уж у Марии так и ноги отняться могли.
– Сейчас, господин, – сказал здоровяк и вышел.
Он быстро вернулся, дворовые тоже пришли. Стали у входа, ожидая слов хозяина.
– Я слышал, что вы не хотите выполнять волю Марии? – спросил их господин.
Сначала никто ему не ответил, стояли холопы, переглядывались. И тогда заговорил старший:
– Господин, хозяйка наша Элеонора Августа сказала нам, что волю только ее исполнять. А уж потом…
Он замолчал.
– А уж потом мою? – догадался Волков. Мужик ему не ответил. – Так вот знайте, – холодно произнес кавалер, – не жена моя хозяйка вам, а я! По брачному договору вы мне в ее приданое даны. – Он встал и заорал: – Вы мне даны в ее приданое! Вы мои! И отныне запомните: все распоряжения по дому, что дает вам Мария, даны мной. Пренебрегаете ее волей – пренебрегаете моей! Пренебрежения я не прощу. А если думаете, что добрый я, так то зря. Шкуру с ослушника спущу.
– Ясно, господин, – ответил старший из дворовых.
– Мария, раздай задание людям и готовь мне одежду.
– Хорошо, господин, – ответила служанка.
Все дворовые, получив здания, наконец убрались из дома, а кавалер пригласил Увальня и Максимилиана за стол поесть чего-нибудь, что Мария собрала. Увалень сидел и ухмылялся чему-то.
– Чего ты? – заметил его усмешку Волков.
– Да про то, что вы дворовым сказали. Как вспомню, так смеюсь.
– И чего же смешного в моих словах было? – нахмурился кавалер, с хрустом катая вареное яйцо по столу.
– Ну, про то, что вы добрый. Про то, что они могут думать, что вы добрый, – говорил Гроссшвулле, все еще улыбаясь.
– А что, я не добрый? – спросил кавалер.
– Да какой же вы добрый? – уже чуть не в голос смеялся Увалень. – От вас у людей колени подгибаются. Я как узнал, что брат мой меня к вам ведет, так чуть не зарыдал. Шутка ли, к Инквизитору в солдаты!
Волков скривился и поглядел на Максимилиана:
– Максимилиан, а вы что думаете? Добрый я?
Максимилиан, сидевший и евший хлеб с куском соленого сала, обрезанного с окорока, услышав вопрос, отложил еду, вытер руки о тряпку, вздохнул и сказал:
– Что ж, бываете и добрым иногда.
Отчего-то этот ответ Волкова разозлил. Он надеялся, что хотя бы этот молодой человек, к которому он, кажется, был добрее, чем ко всем другим, подтвердит его доброту. И на тебе! Он сказал этим двоим:
– А коней вы расседлали?
– Так поедем же к графу сегодня, – ответил Максимилиан, уже понимая, что нужно было что-то другое говорить.
– Так не на этих поедем, к чему этих мучить, они полдня под седлом, или вам лень свежих коней седлать?
– Нет, не лень, – поспешно заверил Максимилиан. – Переседлаем.
– Так ступайте и седлайте, бездельники! – горячился кавалер.
Молодые люди сразу встали и, хватая напоследок куски, пошли из дома.