– Мария! – заорал Волков. – Готова вода?
– Греется, господин, – отвечала служанка.
А он отодвинул тарелку, что-то есть ему расхотелось.
В поместье Малендорф графа не оказалось. Приехав туда, Волков узнал от мажордома, что граф с молодой женой уехали в Мален. Кавалер к тому времени устал неимоверно, за последние трое суток он спал урывками, то на берегу, то в баржах, где-нибудь в углу, и от этого он был небыстр в мыслях. Сам спросить забыл, так мажордом ему сказал:
– А жена ваша тут, господин Эшбахт.
– Где она? – спросил Волков, слезая с коня.
– Остановилась в своих покоях, а где находится в сей час, мне неведомо, – вежливо говорил мажордом.
Кавалер устал, и нога его по обыкновению ныла. Но ему пришлось побегать. Пришел в покои жены в надежде побыстрее лечь спать. А там кроме перепуганной служанки никого.
– Где жена моя? – спросил у нее Волков.
– Кто? Жена? – Служанка подрагивала то ли со сна, то ли от страха, дура. – Госпожа? Так тут она.
– А госпожа Ланге? Подруга ее тут?
– Тут, тут, – кивнула девица. – Тут они.
– Где тут? – начинал злиться кавалер и еще раз поглядел на пустую кровать в покоях.
– Может, по нужде… – пролепетала служанка.
Волков не думал, что его избалованная жена пойдет ночью по нужде, когда за ширмой у нее ваза ночная есть.
– Вдвоем они пошли, что ли?
– Не знаю. Может, и вдвоем.
– Так ты ее разоблачала ко сну? – не отставал он.
– Нет, господин.
– Так где же она? – повторил он тихо сквозь зубы. И от тихого голоса высокого и страшного господина служанка едва дух не потеряла.
– Не знаю, – одними губами ответила перепуганная девка.
Говорить с дурой дальше смысла не было. Волков взял лампу и думал найти мажордома, его расспросить. Нога болела, ему бы лечь, а он бегать по лестницам огромного замка должен. Зря Максимилиана с Увальнем сразу в людскую спать отпустил, да кто ж знать мог. И вот он шел один по темному замку, вокруг никого, кое-где лампы горят, припозднившейся лакей что-то нес мимо. Прошел и не поклонился, подлец.
Шел кавалер по балкону к большой зале и услыхал где-то внизу музыку. Звуки лютни совсем легкие были. Кто-то тронет струны одним движением, и все. И тут же женские голоса, что говорят негромко. Смех, звякнул бокал об тарелку.
Волков повернул не к покоям мажордома, а решил поглядеть, кто это там, в бальной зале, ночью музицирует и пирует. Пошел вниз, неся лампу. Шаг у него к вечеру тяжек стал, нога уже слушалась плохо. Шел кавалер медленно. Уже к лестнице, что ведет к бальной зале, выходил. И тут вдруг все стихло: и музыка, и голоса. Услышал он быстрые шаги, отдающиеся эхом, и дверь скрипнула небольшая, что вела из залы в нижние этажи. Тихо хлопнула, словно ее придерживали.
Пять шагов, и Волков вошел в залу, освещая ее полумрак лампой, и увидал, что за большим столом, за которым пиры проходят, свеча горит и две женщины сидят. Он сразу понял, что это жена его и госпожа Ланге.
– Добрый вечер, госпожи мои, – сказал Волков, подходя к столу.
И одна, и другая смотрели на него едва ли не с ужасом. Жена силилась улыбнуться, а госпожа Ланге так окаменела лицом, будто привидение увидала.
– Добрый вечер, супруг мой, – отвечала Элеонора, голос потеряв.
– Отчего же вы не спите? На дворе ночь давно, – поинтересовался кавалер, садясь к ним за стол без приглашения.
– Не спится, – тихо ответила его жена.
– Служанка сказала, что вы по нужде вдвоем пошли. Не хвораете ли вы?
Сразу в глаза ему бросилось, что среди блюд с закусками и сладостями стоят четыре бокала. Он поставил свою лампу и взял один из бокалов, заглянул в него, понюхал – сладкое вино.
– Дура она, – пыталась улыбнуться Элеонора. – В покоях жара, окна не открыть, комары летят. Не спалось мне, решила вина выпить.
А Волков, слушая ее, все чей-то бокал в руке крутит.
– И с кем вы пили?
– С братом, – ответила Элеонора Августа так быстро, как будто придумала ответ и ждала, когда спросят.
– Молодой граф с вами был? – не очень-то верилось Волкову.
Вовсе не похож наследник титула на того, кто вот так запросто будет по ночам сидеть с сестрой и пить вино.
– Нет, с младшим, с Дирком фон Гебенбургом.
Волков его, конечно, видел пару раз, то был мальчишка семнадцати лет, беспечный и наглый, как и положено избалованному младшему сыну графа. И, выслушав Элеонору, кавалер встал и повернулся к госпоже Ланге, навис над ней так, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза, а он спросил:
– А тут четыре бокала, кто же еще был с вами?
Рыжая красавица свои зеленые глаза скосила на Элеонору и не отвечает ему, кажется, так ей страшно, что дышит она часто и только носом. Волнуется.