– Но видел ты только глаза? – опять спросил Максимилиан.
– Да, но один раз я его слышал и нюхал даже. – Кузнец замолчал на мгновение, видимо, вспоминая тот случай. – Один, значит, раз собаки стали метаться в сенях и скулить, так я встал, лампу взял, нож взял, пошел посмотреть. Дверь из сеней открыл, а псины чуть меня с ног не сбили, я чуть лампу не уронил, побежали в дом, что я им настрого запрещаю, бью их за то. Но в этот раз меня они не забоялись, обе под кровать кинулись. Я сразу понял, что демон этот пришел. Стою, сам в сени не иду, прислушиваюсь. Все тихо, ничего не слыхать. Думаю, дай засовы на двери проверю, не забыл ли запереть. Подхожу тихохонько к двери, засовы смотрю, пробую: все хорошо, все заперто, – и тут я его услыхал.
– Он никак завыл? – спросил Увалень, который со вниманием и ужасом слушал кузнеца.
– Да нет, какой там, – махнул рукой тот. – Он стоял прямо за дверью, сопел, нюхал меня через дверь. – Кузнец чуть помолчал и добавил: – Нюхал и вонял.
– И чем же вонял? – снова поинтересовался Увалень. – Поди, псиной вонял?
– Да нет, не псиной. – Ганс Волинг замолчал, даже скривился, пытаясь придумать слово, чтобы объяснить, чем вонял зверь.
– Кровью он смердит старой, – вдруг сказал Максимилиан.
– Истинно! – оживился кузнец. – Точно, кровищей смердел. Я словно у мясника на бойне был.
– Кровью и гнилью, – кажется, вспоминал юноша.
– Кровью и гнилью, – согласился Ганс Волинг и спросил у Максимилиана: – А вы откуда то, господин, ведаете?
– Встречался с ним пару раз, – не без гордости ответил оруженосец Волкова. – И второй раз он у меня свое получил.
– Два раза встречались и живым остались? – не верил ему кузнец.
– Думаю, что волку досталось больше, чем моему оруженосцу, – заметил кавалер. – Мы волчью кровь утром на земле углядели, а Максимилиан был почти цел. – Юноша стоял и цвел после таких слов рыцаря. Он задрал нос и свысока смотрел на неверующего кузнеца. Волков никогда не видел оруженосца таким, чуть не засмеялся даже. – Ладно. – Кавалер усмехнулся и продолжил: – Ты расскажи, кузнец, про девочку.
– Про какую? – спросил тот.
– Про батрачку. Монах сказал, что похоронил девчонку, которую волк разорвал. Говорил, что она у тебя батрачила.
– Было такое, – невесело вздохнул кузнец. – Жила у меня сирота. Звали ее Эльке. Коз пасла, по дому помогала. Один раз велел ей коз до большого оврага отвести, рядом с домом они уже все объели, а после обеда привести их обратно. Дуреха привела пять коз, а одну потеряла где-то. Я говорю: «Иди, найди, но дотемна не ходи, засветло возвращайся, даже если не найдешь козу, сама знаешь, что по темноте у нас ходить нельзя». Так она ушла и не вернулась. Утром с собаками пошел ее искать, так собаки заупрямились идти. Пинками их гнал до оврага. Обшарил большой овраг: ни козы, ни Эльке не было. И следов никаких собаки не нашли. С тех пор не видал ее, пока святой человек не сказал мне, что нашел девочку, порванную на куски, говорил, что руки и ноги – все погрызено было, все разбросано. Он собрал все, что нашел, и схоронил ее у своего дома. – Мальчишки тем временем напоили коней Волкова и его спутников, стали рядом и с интересом слушали рассказ. – Вот так вот, – продолжал кузнец, – и неясно, как Эльке так далеко уйти смогла за ночь, где большой овраг, а где дом монаха. Почему пошла от дома в вашу землю – непонятно.
Волкову тоже было непонятно, и особенно интересовало его, к чему монаху замки и клетка.
– Ладно, кузнец, спасибо за рассказ и воду, – произнес он, вставая. – Поеду я.
– Доброго пути вам, господин, доброго пути, – кланялись кузнец и его молодые помощники.
Поехал Волков обратно и снова заехал к лачуге отшельника. Спешились возле нее, монаха опять дома не было. Походили вокруг, позаглядывали в щели, ничего не разглядели. Увалень хлипкую дверь потолкал – заперта.
– Выломаешь? – спросил у него Волков.
– Раз плюнуть, господин, – бахвалился тот.
Кавалер подумал немного. Хотелось ему, конечно, клетку посмотреть, но выламывать дверь в доме бедного монаха было нехорошо.
– Ну, ломать, господин? – спросил здоровяк, уже прикидывая, как это сделать лучше.
– Нет, – махнул рукой кавалер, нехорошо то было. – Поехали домой, обедать уже хочу.
Сел на коня, еще раз огляделся. Тихо тут, дикая земля. Кусты колючие, овраги от глины красные, чертополох и лопухи с репьем. Летом невесело, а каково же зимой? Как тут одному жить – непонятно. Видно, и впрямь отшельник – святой человек, раз не боится ни зверя, ни тоски.
Хотелось кавалеру с ним встретиться, много к этому святому человеку у него вопросов появилось и помимо клетки. А еще он подумал: «Жаль, что Сыча сегодня не было, Сыч непременно углядел бы что-то важное».