Но он неумолим.
Он выстраивает языком медленный, мучительный ритм. Затем происходит толчок, и его пальцы проникают внутрь меня. Я сжимаюсь вокруг него, и с моих губ срывается хныканье. Мои чувства переполнены — я даже не пытаюсь остановить движения бедер, стремясь к большему, желая большего.
Язык Эвана становится тверже, быстрее. Ритм нарастает, удовольствие усиливается от ощущения его пальцев внутри меня. Моя спина отрывается от кровати, канат наслаждения дрожит, подрагивает. Я чувствую, что падаю, открываю рот в беззвучном крике.
Я кончаю так сильно, что в глазах темнеет. Мои бедра неудержимо бьются о рот Эвана, и я срываю свой оргазм на его языке. Я неудержимо пульсирую вокруг его пальцев. Мои бедра дрожат, не поддаваясь контролю.
Опустившись обратно на кровать, я поднимаю глаза и вижу, как Эван вытирает рот тыльной стороной ладони. В его глазах застыло выражение дикого голода. Он расстегивает брюки и достает свой внушительный член — член, который я ненавижу, но не могу насытиться.
Он трется головкой об меня. Покрывая ее моими соками, он трется ею о мой сверхчувствительный клитор, вызывая у меня хриплый крик. Он улыбается этому звуку, жестоко ухмыляясь. — Тебе нравится, Саттон? Приятно?
Я пристально смотрю на него. Зажав член в кулаке, он скользит им по моей влажной киске, прижимаясь к моему входу. — Или ты этого хочешь?
Он ждет, наклоняет голову.
— Ответь мне.
— Да, — задыхаюсь я. — Я хочу этого.
Он наклоняет голову. — Чего ты хочешь?
— Я хочу тебя. Я хочу… Я хочу, чтобы твой член был внутри меня. Пожалуйста.
С низким, голодным рыком он входит в меня. Моя спина выгибается дугой, и я вцепляюсь когтями в одеяло.
Он трахает меня точно так же, как описывал раньше: длинными, медленными, мучительными движениями. Он смотрит, как его член медленно входит и выходит из меня, и закусывает губу, подавляя стон удовлетворения. Затем он поднимает глаза. Наши глаза встречаются, и на его лице появляется невыразимое выражение. Наслаждение, желание и что-то ужасное и прекрасное, слишком близкое к любви.
Я пытаюсь отвернуться, но он рычит: — Нет.
Он так глубоко вошел в меня, что я едва могу дышать, и в этот же момент он притягивает меня ближе к себе, заключая в объятия. Он целует мои щеки, челюсть, губы.
— Посмотри на меня, Софи.
Я смотрю на него. Мое лицо горит, мой разум затуманен удовольствием. Далекая сирена, кажется, звенит, предупреждая меня об опасности, в которой я нахожусь. Опасность поддаться Эвану, поверить выражению его лица, полностью впустить его в себя.
Когда я встречаюсь с ним взглядом, его глаза становятся ярко-голубыми. Я нервно облизываю губы.
— Скажи мое имя.
Я тяжело сглатываю. — Эван.
Он застывает во мне. Он двигает бедрами, трахая меня длинными, медленными движениями.
— Черт, — бормочет он. — Скажи это еще раз.
— Эван.
Это почти облегчение — произносить его имя. Эван — мальчик, которого я любила, мальчик, которого я ненавидела. Эван, единственный человек, который когда-либо вызывал у меня подобные чувства. Эван, неоспоримый, неотразимый, неизбежный. Я обхватываю его за плечи, запутываю пальцы в его волосах. — Эван.
— Боже, черт возьми. — Его толчки становятся все более неистовыми, менее контролируемыми. — Черт, Софи, я…
Я закрываю его рот поцелуем, касаясь его языка своим. Я выгибаюсь навстречу ему, принимая его всего. Я окутана его жаром, его запахом, мои чувства заполнены им, переполнены им. Он заполняет каждую пустую часть меня, пока я не становлюсь переполненной.
Эмоции захлестывают меня с головой — непонятно почему, глаза горят от внезапных слез.
Уткнувшись головой в шею Эвана, я притягиваю его ближе к себе. Я шепчу его имя еще раз, но мой голос приглушен его кожей. Его руки сжимаются вокруг меня, а бедра подрагивают. Он кончает с прерывистым криком. На мгновение его толчки становятся бешеными, отчаянными.
Затем они замедляются, и он замирает.
Мы прижимаемся друг к другу в серебристом свете, в воздухе разносится шум наших штанов. Мы прижимаемся друг к другу так крепко, что кажется, что наши пульсы бьются как один. Мы долго лежим так, ничего не говоря.
Позже Эван встает и вытирает меня полотенцем, смоченным в теплой воде. Затем он снова ложится на кровать, притягивает меня к себе и просто обнимает. Его дыхание треплет пряди волос у моего виска, щекоча меня. Сон омрачает края моего сознания, тянет к себе.
Сквозь оцепенение до меня доносится шепот вопроса. — Ты все еще ненавидишь меня?