Звуки музыки и смеха наполняют комнату, когда я вхожу в нее, но мое внимание сосредоточено, мой ледяной гнев побуждает меня идти дальше.
Я сразу же замечаю Эвана.
Это несложно, потому что он, как обычно, в центре внимания, и, как обычно, делает глупости.
Он находится в центре круга из кресел и диванов, по обе стороны от него стоят два кресла. Опираясь на кресла, он прыгает в какую-то приподнятую стойку на руках, а затем пытается отжиматься.
Его верхняя часть опускается, обнажая излишне твердый пресс. Конечно, он даже не одет в школьную форму. Вместо этого на нем мягкая небесно-голубая толстовка, надетая поверх школьной рубашки.
Рождественский подарок, который я ему подарила.
Когда я приближаюсь к центру комнаты, я надеюсь, что он поскользнется и упадет на лицо, но этого не происходит. Вместо этого он грациозно приземляется на ноги и с поклоном и расцветом принимает аплодисменты и одобрительные возгласы. Когда он встает на ноги, его глаза встречаются с моими.
Он усмехается.
— О, неужели это префект Саттон. Что привело вас сюда сегодня?
Мой гнев вспыхивает, я так разгневана, что у меня дрожат руки. — Ты прекрасно знаешь, что привело меня сюда сегодня.
— Полагаю, ты передумала, — говорит он, наклоняя голову с ухмылкой.
— Я могу заниматься с тобой каждый день, и ты все равно будешь самым глупым человеком в комнате, куда бы ты ни пошел, — выплюнула я.
Я просто обижаюсь от злости, но мне отчаянно хочется стереть ухмылку с его самодовольного лица. Комната словно исчезает вокруг нас, все заменяет холодный белый туман злости, а в центре этого тумана стоит Эван, кристально чистый, со своей невыносимой улыбкой.
Улыбка, которая медленно расширяется, когда он говорит с мягкой, спокойной уверенностью. — Но ты все равно сделаешь это, раз уж у тебя больше нет выбора.
Хотя я уже знал, что это он сообщил обо мне, его тонкое подтверждение делает очевидным полное отсутствие сожаления. Он легко и бессовестно предал мое доверие — точно так же, как и в первый раз.
Я полная идиотка, я дважды попалась на одну и ту же уловку.
— Ты такой чертов трус.
Мой голос так низок, что почти шепот.
Наконец, его улыбка ослабевает, и по фасаду его бесстрастного высокомерия пробегает трещина. Он делает шаг вперед, прямо ко мне, почти пугающе, и шипит — Это я то трус?.
Жар заливает мои щеки, и я замираю на месте. Он слишком близко, его жар и холод моего гнева встречаются, туманят, затуманивают мой разум. — Я не сделала ничего плохого.
— Для человека, который так высоко ценит честность, ты очень любишь лгать самой себе.
— Я лучше буду врать себе, чем всем, кого я встречаю, — огрызаюсь я.
Он фыркнул, холодно и насмешливо. — Причина, по которой тебе везде мерещатся лжецы, Саттон, заключается в том, что ты не узнаешь чертову правду, если она ударит тебя по лицу.
Разговор идет совсем не так, как мне хотелось бы. Эван заставляет меня защищаться, хотя это он меня обидел, и я ему это позволяю.
— Правда, — говорю я сквозь стиснутые зубы, — в том, что я доверила тебе одну-единственную вещь, а ты все равно умудрился меня надуть.
Он пожимает плечами. — Ты не оставила мне выбора. Это ты нарушила школьные правила, а не я.
— Ты знал, что мне нужна эта работа! — кричу я в порыве гнева и разочарования.
— Ну и что? — усмехается он. — Я же не виноват, что ты бедная, правда?
Он бросает мне в лицо свое оскорбление, как пощечину — и оно попадает в меня, как пощечина. Я замираю.
Кажется, что не существует ничего, кроме нас с Эваном и ударов, которыми мы обмениваемся.
Я качаю головой, и мой голос звучит придушенно со смесью шока и отвращения. — Ты действительно никчемный, презренный кусок дерьма. Меня от тебя тошнит.
Если мои слова и задели Эвана, он этого не показал. Но его ответная реакция быстра и резка. — Явно не настолько, чтобы помешать тебе трахнуть меня.
Удивленные вздохи и бессвязный смех возвращают меня к реальности. Мы стоим посреди комнаты отдыха, и все смотрят на нас. Все Молодые Короли здесь: Лука с какой-то девушкой, прижавшейся к нему, Закари Блэквуд с книгой на коленях и удивленно вскинутой бровью, Яков и Северин, стоящие в дверях с открытыми ртами.
Не только молодые короли, но и их свиты: самые богатые и красивые из всех, кого может предложить Спиркрест. Жизель, Камилла, Серафина Розенталь. Девушки, которые издевались надо мной все время моего пребывания здесь — девушки, над которыми я всегда одерживала какую-то моральную победу. А теперь они все смотрят на меня со смешанным шоком, забавой и удовлетворением.