Потому что теперь они все знают, что я ничем не лучше других в Спикресте: еще одна зарубка на столбе молодого короля.
Их глаза пронзают меня со всех сторон. Я чувствую себя настолько незащищенной, уязвимой и униженной, что могла бы быть и голой. У меня нет слов, нет умного, язвительного ответа, который помог бы мне сохранить последние остатки достоинства. К моему полному отчаянию, слезы наворачиваются на глаза раньше, чем я успеваю их остановить. Они падают с ресниц и катятся по щекам.
Когда я приехала в Спиркрест, я пообещала себе одну вещь. Никогда не позволять им видеть, как я плачу. Это обещание я никогда не нарушала. Единственное, чем я всегда могла гордиться, несмотря ни на что.
А теперь это еще одна вещь, которую у меня отняли.
Не говоря больше ни слова, даже не взглянув на Эвана, я поворачиваюсь и ухожу под звуки смеха.
Пострадавший
Эван
Выражение лица Софии впечаталось в мою сетчатку. Такого выражения я еще никогда не видел: шок, боль, неверие, предательство, унижение — все это смешалось в этих темных, блестящих глазах.
Ее глаза наполняются слезами, и мое сердце замирает.
Я никогда раньше не видел, чтобы Софи плакала.
Она ничего не говорит, ничего не отвечает. Она просто разворачивается и уходит, не сказав больше ни слова. У меня осталось ощущение, что я только что сбил ее с ног ударом по лицу, а она, вместо того чтобы встать и ударить меня в ответ, так и осталась лежать, истекая кровью у моих ног.
Это не то, что я хотел чувствовать. Нет чувства победы или мести.
Я просто стою, сжимая кулаки, и желчь бурлит в моем горле.
— Что это было? — спрашивает Лука, приподнимая бровь.
Я пожимаю плечами и рассеянно провожу рукой по волосам, все еще глядя вслед Софи. — Ничего.
— Это не выглядело как ничего. — Голос Луки дрожит от едва сдерживаемого веселья. — Ты трахнул Софи Саттон? Должно быть, ты действительно серьезно относишься к пари.
Мой взгляд переключается на Луку. Мне вдруг остро захотелось сказать ему, чтобы он шел на хуй со своим дурацким пари, что все это не его собачье дело и чтобы он отвалил от меня.
Но мой гнев только принесет этому садисту еще большее удовлетворение, поэтому я сглатываю порыв и машу рукой в пренебрежительном жесте.
— Ничего особенного. Видимо, кто-то должен был это сделать.
Я беру свой рюкзак и пиджак с дивана, куда я их бросил ранее.
— Я ухожу в Био.
Лука проверяет свои нелепые Rolex. — Так скоро?
Я пожимаю плечами. — Мистер Ахмед получит по яйцам, если я опоздаю.
— Подожди, — зовет Закари, убирая учебники в сумку и перекидывая ее через плечо. — Я тоже направляюсь в ту сторону. Я пойду с тобой.
Я отрывисто киваю и жду его у двери. Мы идем молча, пока не выходим из здания. Снова идет снег, густые, пушистые снежинки падают по спирали из низких темных туч. Студенты спешат внутрь, их военно-морская форма расплывается в уголках моего зрения.
Мои глаза потерялись в снегопаде, расфокусировались и не видят. Все, что я вижу, выжженное в моей сетчатке, как постоянный шрам, — это проклятое выражение милого лица Софи, слезы, скользящие по ее щекам. Ужасная, почти постыдная боль, боль, которую я причинил себе сам.
Я действительно хотел причинить ей боль. После всего, что между нами произошло, после каждого удара, который она успела нанести мне, я не мог смириться с тем, что она ушла невредимой.
Что ж, теперь она действительно не невредима, и баланс боли восстановлен.
Так почему же я до сих пор чувствую себя чистым, абсолютным дерьмом?
— Что же ты тогда сделал?
— Что? — Я поворачиваюсь. Закари смотрит не на меня, а прямо перед собой, пока мы медленно идем к научному корпусу.
— Не могу представить, чтобы Софи пришла за тобой просто так, — говорит он, его тон нейтральный, почти непринужденный. — Так что же ты сделал?
Я отвожу взгляд и тяжело сглатываю.
— Я сообщил о ней мистеру Шоукроссу.
Закари молчит.
— Ты знаешь… о ее работе, или что-то в этом роде.
— Ты сказал мистеру Шоукроссу, что у нее есть работа? — спрашивает он.
— Да.
— Почему?
Я пытаюсь осмыслить причину своих действий, цепь событий, которые привели к этому ужасному, необратимому моменту.
— Мы поцеловались. У меня дома, во время рождественских каникул. Мы… целовались.
Краем глаза я вижу, как Закари медленно кивает. Он на мгновение замолкает, а затем говорит: — Верно. Вы поцеловались во время Рождества, и ты доложил, что у нее есть работа?