Офицер на мгновение заколебался.
— Мы думали… может быть… вы согласитесь помочь нам…
— Помочь вам? — вскричал Криспин, искусно изображая гнев. — Помочь вам схватить человека? Утопите меня, но я этого не сделаю. Я солдат, а не ищейка.
Щеки прапорщика порозовели от скрытого оскорбления.
— Есть люди, сэр Криспин, которые вас зовут несколько иначе.
— Вполне возможно — когда меня нет рядом, — поддразнил его Криспин. — В мире полно пустых голов с длинными языками. Однако, господа, ночь прохладная, а вы явились не совсем кстати, поскольку, как вы, наверное, успели заметить, я был занят игрой. Поэтому я буду вам весьма признателен, если вы мне позволите закрыть дверь.
— С вашего позволения, сэр Криспин. Нам известно, что человек, которого мы ищем, побежал в этом направлении.
— Ну и что дальше? ваш дом.
Криспин зевнул.
— С вашего позволения, мы вынуждены обыскать и дом.
— Я думаю, что могу облегчить вам работу. Он не мог проникнуть в дом незамеченным — на протяжении двух часов я не покидал этой комнаты.
Офицер покраснел, как помидор.
— Этого недостаточно. Мы должны убедиться лично!
— Убедиться лично? Вы что, не верите моим словам? Послушайте, господа нахалы!! — проревел он таким голосом, что все невольно попятились. — Сперва вы предлагаете мне превратиться в ищейку, затем повторяете грязные сплетни, которые распускают обо мне пустые тыквы и злые языки, и, под конец, ставите под сомнения мои слова! Если вы сию же минуту не уберетесь от моего порога, я предоставлю вам полный набор доказательств, которых вы так жаждете, и может даже добавлю чуть-чуть сверх того! Спокойной ночи!!! Под его бурным натиском прапорщик сник.
— Я доложу об этом генералу Монтгомери, — пригрозил он.
— Да хоть самому дьяволу! Если бы вы исполняли свои обязанности, как подобает, вы бы нашли мои двери гостеприимно распахнутыми. Обида нанесена мне, и поэтому жалобщиком буду я. Посмотрим, как отнесется король к тому, что его старого солдата, в течение шестнадцати лет разделявшего тяготы королевской семьи, оскорбляет мерзавец с пометом бесноватой курицы вместо мозгов.
Младший офицер остановился в нерешительности. По собравшейся толпе пробежал ропот. Затем офицер повернулся, чтобы посоветоваться с пожилым сержантом, стоящим рядом с ним. Сержант предположил, что беглец мог спрятаться где-то в другом месте. Кроме того, судя по словам сэра Криспина, он считал, что его проникновение в дом совершенно исключалось. Принимая во внимание и тот факт, что, препираясь с сэром Криспином, они потеряют кучу времени и заработают массу неприятностей (неизвестно ведь, в каких отношениях находится этот старый забияка с лордом Мидлтоном), прапорщик решил уступить и продолжить поиски в другом, более подходящем месте.
В дурном расположении Духа он покинул дом сэра Криспина, на прощанье пригрозив, что будет жаловаться самому королю, на что Геллиард громко хлопнул дверью.
Когда он вернулся к столу, на лице его играла тонкая улыбка.
— Мастер Стюарт, — проговорил он вполголоса, раздавая карты, — комедия еще не закончена. В окне маячит чья-то рожа, и я не удивлюсь, если за нами будут шпионить еще с часок. Этот смазливый молодой человек — прирожденный шпик.
Мальчик бросил на своего собеседника взор, полный молчаливого неодобрения. Пока Криспин разговаривал в дверях, он даже не сделал попытки покинуть свое место.
— Вы им солгали, — произнес он наконец.
— Ш-ш-ш-ш-ш-ш!!! Не так громко, мой мальчик. Давай уточним разницу между «сапрессио вери» и «сап-рессио фолси».
— Но ложь! Боюсь, сэр, я на это не способен.
— Ну, если ты пожелаешь, завтра я отчитаюсь перед тобой за то, что поранил твою нежную душу лжесвидетельством в твоем присутствии. А сегодня нам предстоит спасти человеческую жизнь, а это задача не из легких. Продолжим нашу игру, мастер Стюарт, за нами наблюдают.
Его холодный взгляд заставил Кеннета подчиниться. И мальчик, не желая участвовать в спасении Хогана, но из страха перед этим взглядом, продолжал эту комедию, но его душа бурно протестовала. Он был воспитан в благочестивой, религиозной манере, и Хоган был для него грубым убийцей, грешным слугой меча, человеком, который, по его мнению, был позором любой армии — и особенно той, которая вторглась в Англию под покровительством Лиги и Ковенанта. Хоган был виновен в акте насилия — он убил человека. Криспин стал его соучастником. Что касается самого Кеннета, то он чувствовал себя не лучше, поскольку способствовал сокрытию преступника, а не его выдаче, что являлось его долгом перед законом. Но сейчас, сидя с прямым лицом под внимательным взором сэра Криспина, он утешал себя мыслью, что завтра изложит все дело перед лордом Мидлтоном и тем самым не только снимет с себя часть вины, но и избавится от нежелательной компании сэра Криспина, который получит по заслугам.
Но пока он продолжал сидеть, оставляя без внимания отдельные реплики своего компаньона, за окном сновали люди с фонарями, и время от времени чья-то физиономия прижималась к стеклу, следя за игроками.
Так минул час, в течение которого капитан Хоган сидел наверху, одолеваемый страхами и мучительными раздумьями.
Глава 2. Бегство сэра Хогана
Ближе к полуночи сэр Криспин, наконец, отложил карты и поднялся из-за стола. С момента появления ирландца прошло полтора часа. Шум на улице постепенно стих, и Пенрит снова, казалось, обрел покой. И все же Криспин был осторожен — этому его научила жизнь.
— Мастер Стюарт, — учтиво обратился он к юноше. — Уже поздно, и я не смею вас больше задерживать. Спокойной ночи!
Мальчик поднялся из-за стола. Какое-то мгновение он колебался.
— Завтра, сэр Криспин… — начал он угрожающим тоном.
Но хозяин таверны резко оборвал его:
— Оставим то, что случилось, до первых лучей солнца, мой друг. Позвольте пожелать вам еще раз доброй ночи. Возьмите с собой одну из этих вонючих свечек и ступайте спать.
Мальчик раздумывал, затем в угрюмом молчании взял одну из бутылок, в которую была воткнута свеча, и вышел из комнаты.
Криспин стоял у стола, и когда дверь за мальчиком закрылась, черты его лица смягчились. В груди старого вояки зародилась минутная жалость к этому юноше, с которым он так грубо обошелся. Хоть мастер Стюарт и был молокососом, но, по крайней мере, отличался честностью и великодушием от прочих дружков хозяина таверны, и он испытывал к нему самые добрые чувства. Подойдя к окну, Криспин распахнул его и высунулся наружу, якобы подышать свежим воздухом. При этом он мурлыкал себе под нос песенку «Лаб-тиб-тиб-дуба-а-а» на тот случай, если вблизи окажутся случайные зрители, которых он, разумеется, вовсе не желал.
С полчаса он вглядывался в каждую тень на улице. Наконец, убедившись, что за домом не следят, Криспин покинул свой наблюдательный пункт и закрыл ставни.
Поднявшись наверх, он обнаружил ирландца, растянувшегося на кровати прямо в сапогах.
— Клянусь душой! — воскликнул ирландец. — В жизни я не испытывал такого страха, как час назад.
— Да, возможно, сейчас я бы не разгуливал под твоими грязными пятками, — последовал сухой ответ. — Теперь расскажи, что произошло?
— История довольно проста, клянусь бородой апостола Петра, — начал Хоган.
— У хозяина «Ангела» есть дочка — сущий ангел (возможно, поэтому старик так и назвал свой трактир), с изящной попкой и парой прелестных глаз, перед которыми не сможет устоять ни один настоящий мужчина. У нас завязалась крепкая дружба, как вдруг налетает, подобно демону, один придурок, которого я считал ее любовником, и, да простит ему Господь, — ударяет меня по лицу! Представляете, Крис! — При воспоминаниях об этом Хоган сконфузился. — Я взял его за шиворот и вышвырнул в сточную канаву — самое подходящее место для этого подонка. Теперь мы были квиты, и если бы этот поросячий выродок предпочел это признать, все было бы в порядке. Но он на глазах у девушки вернулся, чтобы потребовать удовлетворения. Я дал ему удовлетворение, раз он так настаивал, и — дятел его заклюй! — он откинул копыта!