Выбрать главу

- Это либо компьютерная модель, либо что-то извлеченное из моей памяти. Дело в том, что это картина Полли Джексон из моей коллекции, увеличенная до натурального размера.

- Значит, дела все хуже, Мерль. Я не почувствовала, что это - модель.

- Выводы?

- То, что этим заправляет, набирает умения. Или силы. Или того и другого.

- Черт, - заметил я и потрусил дальше.

- Может, оно хочет показать, что способно полностью сбить тебя с толку.

- Тогда ему это удалось, - признал я и крикнул: - Эй, что-то! Слышишь? Твоя взяла! Я полностью сбит с толку! Могу я теперь отправляться домой? Если ты хотело чего-то другого, тебе это не удалось! Я ровным счетом ничего не понял!

Вспышка молнии бросила меня на землю, я полностью ослеп на несколько минут. Я лежал ничком и трясся, но грома не последовало. Когда зрение вернулось, а дрожь улеглась, я увидел прямо перед собой исполинскую фигуру Оберона.

Правда, всего лишь статую - копию той, что стоит в дальнем конце вестибюля в Амбере, а может, и ее саму, потому что, вглядевшись, я различил на плече великого человека птичий помет.

- Настоящий или модель? - спросил я.

- По-моему, настоящий, - отвечала Фракир. Я медленно встал.

- Мне понятно, что это ответ, только непонятно, что он означает.

Я потрогал статую - на ощупь она казалась скорее полотняной, чем бронзовой. Перед глазами поплыло, и я понял, что держусь за огромный - больше, чем в рост - портрет Отца Страны. Потом края его начали расплываться - передо мной была картина, одна из многих в блеклой череде вдоль тропы. Затем она пошла рябью и растаяла.

- Сдаюсь, - сказал я, проходя там, где только что стоял Оберон. - Ответы еще загадочнее, чем ситуация, породившая вопрос.

- Поскольку мы идем между Тенями, это может означать, что все сущее хоть где-нибудь реально. А?

- Может. Но это я знал и так.

- И что все сущее реально в разном смысле, в разное время и в разных местах?

- Ладно. Положим, оно и впрямь хотело выразить то, о чем ты говоришь. Только я сомневаюсь, чтобы кто-то пошел на такие крайности с единственной целью доказать философские положения, возможно, новые для тебя, но вообще-то порядком избитые. Должна быть какая-то причина, и ее я ухватить не могу.

До сих пор мне показывали только неживую натуру. Теперь на картинах появились люди и животные. Здесь были воинственные сцены, любовные и просто домашние.

- Да, развитие есть. Возможно, это куда-то ведет.

- Когда они выпрыгнут на меня, я соображу, что мы у цели.

- Кто знает? Насколько я понимаю, искусствоведение - наука разносторонняя.

Однако картины вскоре исчезли, и тропу вновь обступила тьма. Я бежал по пологому склону вниз, к перекрестку. Где же Чеширский Кот, когда мне и впрямь понадобилась логика Кроличьей Норы?

Я бежал к отчетливо видному перекрестку. Вдруг я заморгал. Передо мной был по-прежнему перекресток, но декорации полностью сменились. Справа на углу стоял фонарный столб. Под ним кто-то курил.

- Фракир, как они это сделали? - спросил я.

- Очень быстро, - отвечала она.

- Что говорит нам внутренний голос?

- На тебе сосредоточено внимание. Впрочем, ничего Угрожающего.

Я замедлил бег. Тропа сменилась асфальтовой дорогой, по бокам появились бровки и тротуары. Я перешел с проезжей части на правый тротуар. Сразу натянуло серого тумана, и фонарь скрылся из виду.

Я пошел еще медленнее и вскоре увидел, что асфальт под ногами - мокрый. Шаги отдавались глухо, словно от ближних домов, но туман еще сгустился, так что есть дома или нет, было не разглядеть. Впрочем, что-то вроде зданий все же угадывалось - сгустки мрака по правую руку. В спину подул холодный ветер, на голову упали несколько капель. Я поднял воротник. Где-то высоко в скрытом туманом небе загудел самолет. Я постоял, пока гудение смолкло, затем пошел дальше. Очень тихо - возможно, на другой стороне улицы - пианино заиграло смутно знакомую мелодию. Я плотнее закутался в плащ. Туман клубился и густел.

Еще три шага, и он расступился.

Она стояла совсем близко. На голову ниже меня, в берете и пальто военного покроя, черные волосы поблескивали под фонарем. Она бросила окурок и медленно растирала его высоким каблуком черной лаковой туфельки. Ножка - очень даже ничего. Потом она вынула из кармана пальто плоскую серебряную коробочку с выпуклой розой на крышке, достала сигарету, вставила в рот, закрыла и убрала портсигар. Не оборачиваясь, спросила:

- Прикурить не найдется?

Спичек не было, но такой пустяк меня не остановил.

- Конечно, - сказал я и медленно поднял руку к ее тонко очерченному лицу, ладонью к себе, чтоб не видно было, что в ней ничего нет. Я шепнул ключевое слово, искра скакнула с пальца на кончик сигареты, и тут женщина придержала мою руку, чтобы прикурить. При этом она подняла глаза - огромные, синие-пресиние, с длинными ресницами - и встретила мой взгляд. Женщина вскрикнула и выронила сигарету.