- Леди Эдель, у меня с графом де Турнелем старые счеты, и, как бы вы ни умоляли и ни просили, это не поможет. Хватит рыдать. Лучше отправляйтесь вместе со своими слугами на кухню и проследите, чтобы они приготовили мне и моим людям хороший ужин. Устроим пирушку, черт побери, как говорит наш король!
...Она лежит, свернувшись калачиком, как котенок, и тихо плачет. Ей очень больно и страшно.
- Эй, ты. Перестань хныкать. Мне жаль, что я не поверил в то, что ты девственница. Но теперь уже этого не вернешь. Хватит же! У меня и так голова раскалывается, а тут еще твое нытье. Не замолчишь - выкину тебя за дверь. А там мои люди, и, поверь, не все они настолько сыты и пьяны, что не захотят отведать такой нежный кусочек, как ты.
Она замолкает, содрогнувшись от ужаса, представив себя окруженной сворой обезумевших от похоти и вина мужчин.
- Давай спать, - предлагает он вполне миролюбиво. - Утром, обещаю, я сам выпущу тебя из замка, и никто больше не притронется к тебе. Вот, смотри. В этом кошеле столько золота, сколько ни одна кухарка не получала за свою невинность. Держи. Это тебе, поняла, дурочка? А теперь спи. Но смотри, без глупостей. Я сплю очень чутко.
...Она долго ждет, прислушиваясь к его дыханию. Наконец, она понимает, что он погрузился в глубокий сон. Молясь про себя, чтоб он не проснулся, она выскальзывает из-под одеяла. Взгляд ее падает на отцовский кинжал, который он вонзил в столбик кровати. Вытащить его одним движением - и вонзить в сердце норманнскому псу!
Но вдруг он и правда проснется? Тогда ей уж точно не будет пощады... Она кладет его кошель на край постели. Как бы ей хотелось засунуть все это золото в его мерзкую пасть!..
Она крадется почти ползком к медвежьей шкуре у окна. Приподнимает ее край... Вот он, люк, ведущий к свободе!
Она оглядывается в последний раз - на того, кто так жестоко надругался над ней. Он спит, в полутьме она видит лишь смутные очертания его тела под одеялом. Она клянется про себя узнать его имя и отомстить ему - страшно отомстить! - и поднимает люк.
- ...Мама! Мама! Ты спишь?
- Нет, сынок.
Эдель в самом деле не спала. Просто грезила наяву. Появление в Карлайле рыцаря-ворона вновь пробудило жуткие воспоминания прошлого. И вот он - совсем рядом. Наяву. Скоро, она не сомневалась в этом, она увидит его лицо... и наверняка узнает, раз голос его ей знаком.
Но сейчас она боялась больше не рыцаря-ворона, а Лайонела. Ибо первому был нужен, как она поняла, не столько замок, сколько ее муж; второй же стремился - теперь у нее не было в этом никаких сомнений - заполучить именно Карлайл.
Но на пути Лайонела стояли двое: граф де Турнель - нынешний владелец Карлайла - и ее сын - наследник. Однако разве остановит это того, кто встал на путь предательства?
Она содрогнулась, вспомнив, с каким торжествующим видом Лайонел вернулся из подземелья. В руках у него были два ключа - от двери туда и от цепей, в которые заковали Антуана. Оба ключа Лайонел передал рыцарю-ворону, - и тот подвесил их к своему поясу.
Эдель прекрасно понимала, что и она, и ее муж, и Дик - все они находятся в полной власти того, кого она еще совсем недавно считала почти своим братом. И понимала также, что от этого человека нечего ждать жалости.
Если только его грозный союзник не поможет. Нет, за Антуана нечего просить, - рыцарь-ворон ясно выразился, что хочет мести за что-то, что было между ними в прошлом. Но за Дика он должен вступиться. Когда она расскажет рыцарю-ворону, кем является Дик... Неужели отец отречется от родного сына, бросит его на растерзание лютому врагу?
Эдель вновь пережила сейчас все, что было между нею и рыцарем-вороном, и призналась сама себе, что он вовсе не был таким уж чудовищем, каким казался ей раньше. Да, он насильно взял ее... да, обесчестил, жестоко, грубо... но он был уверен, что она - девчонка с кухни и давно уже не невинна; и его можно было понять.
Что касается его обещания утром выпустить ее из замка, не позволив своим людям причинить ей зло, то здесь проглядывало даже милосердие, - чувство, которого большинство мужчин вообще начисто лишено. Почему-то она чувствовала сейчас, что он не лгал и выполнил бы тогда свое обещание.
«Я скажу ему о Дике... А что, если Лайонел сказал ему? Ведь Лайонел знает об этом. Но нет, конечно, не сказал. Ему это совсем не выгодно. Я открою рыцарю-ворону свою тайну! Иначе Лайонел легко воспользуется нашей беззащитностью и расправится с моим сыном. Я должна прежде всего думать о Дике!»
- Мама! Я хочу поиграть с друзьями. Мне надоело сидеть здесь.
- Сынок, все твои друзья уехали. - Эдель ласково проводит рукой по голове Дика. - И тебе лучше остаться здесь.
- А почему?
«Ну как ответить на этот вопрос? Я не хочу пугать его!»
- Потому что в замке чужие. Когда они уедут («Господи, сделай так, чтоб это случилось поскорее, и никто не пострадал!»), тогда твои друзья вернутся, и ты сможешь снова играть с ними.
- Чужие, - повторил Дик. - Мама, ты боишься их?
- Я немного опасаюсь их, дружок.
- А куда сэр Лайонел повел сэра Энтони? Сэр Лайонел хочет сделать сэру Энтони плохо?
«Куда уж хуже!»
- В подземелье, сынок.
- Зачем?
- Я не знаю...
- Он убьет сэра Энтони?
- Никто никого не убьет, - стараясь говорить твердо, ответила Эдель. - Не бойся, дорогой.
- Я ни капельки не боюсь, - Дик гордо встряхивает черными кудрями. Мать крепко прижимает его к себе.
- Скажи, рыцарь-ворон и сэр Лайонел не обижали тебя?
- Нет.
- А ты знаешь, как зовут рыцаря-ворона? - с затаенным страхом спрашивает она.
- Нет. Но он тоже норманн, как и сэр Энтони. Сэр Лайонел сказал только, что он хороший норманн, а сэр Энтони плохой.
- Вот как.
- Но я не верю, что сэр Энтони плохой. Хотя я слышал, как ты кричала на него. Но он не злой, и меня он любит.
- Конечно, любит. Очень любит.
- Мама, ты очень обиделась, что я убежал?
- Я была очень расстроена, сынок. Тебя тут все искали. Сэр Энтони тоже искал. Он очень переживал за тебя. А я много плакала. Никогда больше так не делай, хорошо?
- Ладно. Я больше не буду... Мама, ты плачешь? Не плачь, я правда больше не сбегу. Честное слово. И сэру Энтони скажу, что больше так не буду.
- Милый мой, милый, - шепчет она, целуя его макушку. - Я верю, верю. Но уже поздно. Тебе пора спать. Сегодня ты поспишь в моей комнате. Ложись, дорогой. Вот так.
- Мама, ляг со мной рядом и расскажи сказку.
- Хорошо, родной...
Когда сын крепко заснул, Эдель встала и задернула плотные занавеси над постелью. Она подошла к узкому оконцу и вдохнула свежий вечерний воздух. Снизу, издалека, доносились шум голосов и выкрики. Пир начинался. Эти звуки напомнили ей ту ночь в Фэрфаксе, те крики и стоны, и она поежилась.
И, однако, ей нужно было торопиться. Поговорить с рыцарем-вороном. Завтра может быть поздно...
Вдруг дверь за ее спиной распахнулась. И тот, о ком она только что думала, вошел в комнату. На нем по-прежнему был шлем с опущенным забралом. Эдель гордо выпрямилась:
- Вы не стучитесь. Это не по-рыцарски, мессир.
Сердце ее громко стучало. Она боялась этого человека. Зачем он явился сюда? Он отныне властвует в Карлайле, не пришел ли он за тем, чтобы... Нет-нет, только не это!
- Пир начался, леди Эдель. И, конечно, мы бы хотели видеть на нем прекрасную хозяйку. Соблаговолите спуститься к ужину, миледи.
В голосе его звучал приказ. Но Эдель не торопилась с ответом. Наконец, она сказала:
- Хорошо. Я приду на ваш пир, мессир. Но сначала мне нужно кое-что сообщить вам.
Он скрестил руки на груди:
- Я слушаю.
Она глубоко вздохнула. Вот он, момент истины!..
- Дик - ваш сын, - быстро проговорила она. Его глаза в узкой прорези забрала блеснули непонятным блеском.
- Что вы сказали, миледи?