Тяпинский любил свой народ, «зацный, славный, острий, довсципный». Обличал богатеев. Выступая в Лоске, доказывал, что применять меч, защищая родину,— это по-христиански. При этом возглашал: «Каб ніякае варожасці не мелі да тых, хто нас шчыпаннем, паленнем пераследуе». Горячо призывал хранить родной язык. Кстати, соглашусь с Климовым, что язык, на котором писал Тяпинский,— это белорусский, с обусловленными контекстом времени церковнославянизмами и полонизмами.
Символично, что Тяпинский использовал часть букв типографии Скорины. И глядя на страницы белорусского перевода Библии, мы можем вспомнить сразу двух наших просветителей.
КРИТИК ИЗ ЗОЛОТОГО ВЕКА.
МИХАЛОН ЛИТВИН
(XVI в.)
В нашей истории столько белых пятен, что если о персонаже вообще хоть что-то известно — уже удача. Вот, например, есть в энциклопедиях красивое имя — Литвин Михалон. Белорусский гуманист и мыслитель XVI века.
А начинаешь разбираться, даже настоящего имени не знают. По одной версии, так подписывался деятель Великого Княжества Литовского Михайло Тышкевич, женившийся на княжне Глинской. По другой — Венцеслав Миколаевич, секретарь Великого Княжества. А есть и третьи версии, и четвертые...
И никому бы дела не было до этого персонажа, если бы не сохранившийся его трактат на латинском языке «О нравах татар, литовцев и московитян».
Впрочем, и история с трактатом неясна. Написан-то он, как высчитали историки, где-то в середине XVI века. А вот опубликован только в 1613 году в Базеле. Причем издатель, некто Иоганн Якоб Грассер, честно сообщил в предисловии, что рукопись состояла из десяти книг, а публикует он лишь отрывки первой и девятой да выжимку из остальных восьми. Потому как «последующие за сим книги Михалон наполняет только жалобами на испорченные нравы своего народа, говоря, что это самый пагубный враг, которого должно изгнать прежде всего, почему он желает, чтобы нравы были исправлены, и указывает королю на средства, как достигнуть этой цели. Но мы, опустив эти жалобы, познакомимся только с тем, что принадлежит собственно к истории».
Знаем мы эти цензурные правки! Наверняка самое интересное осталось «за бортом»... Впрочем, и то, что Грассер опубликовал, дало материал для сонма исследователей. Честно говоря, Михалон Литвин и впрямь избрал особый стиль: его цель не столько описать нравы, сколько исправить их у земляков. А для этого нужно их покритиковать на фоне чужеземных добродетелей. «Михайло утрирует, с одной стороны, недостатки своих сограждан, с другой — добродетели соседей, причем нередко впадает в противоречие как с самим собою, так и с другими историческими свидетельствами»,— говорится в предисловии XIX века.
Еще предмет для споров: культурная принадлежность Михалона Литвина. Как и многие знаковые фигуры нашей истории, он явно поликультурен. Литовцы, конечно, считают его своим. Но и мы, белорусы, имеем на него право. Нравы-то он критикует и наших предков, живших в Великом Княжестве Литовском, которые, как считают многие историки, и назывались в летописях литвинами.
Трактат, как было принято, обращен к молодому королю Жигимонту Августу, которому Литвин и рассказывает свои наблюдения, а также дает советы по усовершенствованию общества.
И не зря сопоставляют текст «О нравах татар, литовцев и московитян» с «Утопией» Томаса Мора и «Городом Солнца» Томмазо Кампанеллы.
Обоих упомянутых утопистов ждал конец печальный и суровый. Кто знает, опубликуй Литвин свой нелицеприятный труд при жизни, не взъярились бы на него? Грассер нашел рукопись среди бумаг типографщика Петра Перны, которому она была прислана для напечатания. Да так и завалялась... Иоганн Грассер ведь издал ее тоже не из чисто научного интереса. Он хотел сделать подарок молодому князю Октавиану-Александру Пронскому, внуку киевского воеводы Фридриха Глебовича Пронского. К изданию приложил генеалогию Пронских и обращение к своему высокородному другу: «Теперь, когда ты предполагаешь возвратиться в отечество, то по возвращении твоем тебе, без сомнения, придется по временам сражаться с татарами и москвитянами — я решился посвятить твоему знаменитому имени этот труд, в котором верно изображается жизнь сих врагов».
Что мы узнаем из трактата наверняка? Что Михалон Литвин побывал при дворе крымского хана. Этот факт в архивном детективе послужил главной уликой.
Расследование по установлению авторства начали еще век назад. В предисловии к изданию трактата на русском языке говорится, что в документах встречается несколько лиц, ездивших в качестве послов или гонцов в Орду, носивших имя Михайло.