Димка хотел уже вернуться обратно, как вдруг увидел перед собой поломанный шлагбаум — трухлявую, с еле проступающими полосами палку. На ней висела прогнившая табличка. Димка напряг зрение и прочитал:
«За этим прекрасным шлагбаумом начинается расчудесная дорога, проходящая по территории непревзойденной провинции, управляемой несравненным ПУСТОЗВОНОМ».
Наконец-то! Димка радостно перешагнул через шлагбаум и тут же по колено угодил в лужу. Выбравшись из нее, он снял ботинки, засучил брючины и двинулся дальше босиком.
И вот за поворотом появился небольшой дом. В его крыше зияли огромные дыры, но зато по фасаду тянулся свеженький лозунг: «Это лучший в мире дом! А хозяин — Пустозвом!»
Едва Димка успел прочитать надпись, как на крыльцо выбежал одетый в старинный камзол человек. Из его волос торчали гусиные перья, а на лице было столько счастья, словно любимая команда выиграла в футбол или бабушка приехала в гости из другого города.
— Невероятно, как приятно! — вскричал хозяин дома. — Прошу на аудиенцию в мою резиденцию!
На всякий случай Димка решил щегольнуть своей грамотностью:
— У вас тут орфографическая ошибка. Написано «Пустозвом».
— Ну что вы! Это совсем не ошибка! — вскричал барон. — «Пустозвом» прекрасно рифмуется со словом «дом»! Вы знаете, чем я сейчас занят? Я перекладываю на стихи все надписи у себя во владениях! Осталась только одна — на шлагбауме. Прелестно, что вы пришли! Как раз у меня случилась небольшая творческая заминка. Будьте так любезны, подарите мне рифму к слову «Попр»!
— Попр? — удивился Димка. — А это что значит?
— Как, вы не слышали об ужасной шайке? — опешил барон. — Это же неимоверные мошенники и грабители! Удивляюсь, как они еще на вас не напали.
— Но визирь де ля Близир мне не говорил ни о какой шайке, — обеспокоенно сказал Димка.
— Дляблизир? — барон презрительно фыркнул. — Ему бы только ходить по лесу и считать бесполезные шишки. Знаете, какую эпиграмму я на него написал? «Быть не нужно крупной шишкой, чтоб считать по лесу шишки!» Игра слов! Игра! — он выхватил из головы перо и потряс им в воздухе. — Ну, придумали рифму к слову «Попр»? Только ради бога не говорите «Топр». Боюсь, что безграмотная шайка не поймет, что это значит.
— Я тоже не догадываюсь, — признался Димка.
— Ха-ха-ха! — возликовал поэт. — Да это «топор», подрифмованный к слову «Попр»! Сначала я придумал так:
Заранее с вами согласен, очень слабо. Но не лучше и другой вариант:
Но откуда шайке понять, что «попор» — это она! Да, кстати, вам нравятся мои владения?
Димка только собрался открыть рот, как барон его предупредил:
— Не говорите, что не нравятся, я вам все равно не поверю. Я вообще не терплю тех, кому у меня что-либо не нравится. Я им наотрез отказываю в своем гостеприимстве. Например, моему соседу князю Лицомвгрязю. Ужасный простофиля! Я готов его стереть в стиральный порошок. Чувствуете игру слов? Первый признак истинного таланта. Так вам нравятся мои владения?
— Очень! — торопливо сказал Димка.
— Замечательные, замечательные владения! — Барон даже подпрыгнул в восторге: — А главное, все в таком отличном порядке, все под таким присмотром! Знаете, что я придумал? Я хочу привесить табличку со стихами к каждому предмету в моей провинции. Непременно к каждому и непременно со стихами? Каково, а? Я считаю: на свете нет плохих предметов, а есть предметы плохо воспетые! Согласны?
— Да, да, — опять торопливо согласился Димка. Ему не терпелось зайти в дом, умыться и перекусить.
Барон вытащил из шевелюры перо и протянул Димке.
— Позвольте преподнести вам орудие, которым созданы лучшие мои произведения. Вы мне очень нравитесь!
Димка смущенно потупился, а барон продолжал:
— Ваше Величество! Идея! Перенесите свою резиденцию в мою провинцию! Она так прекрасна! Пусть Дляблизир один сидит и считает свои шишки. Мы распространим мой опыт воспевания на все государство! Я чувствую, мне уже мало одной провинции!
— Надо подумать, — пробормотал Димка.
— Тогда прошу в резиденцию! Сядем за роскошный стол и подумаем вместе за роскошным обедом! — воскликнул барон.
Он схватил Димку за руку и потащил в дом.
Там творилось нечто странное. Пол единственной жилой комнаты был усыпан бумажными листками, как осенний лес листьями. Только узенькая тропинка вела к столу, на котором стояли два стакана с обкусанными краями и лежала расколотая на две половинки немытая тарелка. На каждой из половинок было по заплесневелому сухарю.